Еще несколько штрихов и он бы закончил работу. Грифон, как обычно, но на этот раз поменьше, сделанный из дерева слишком красивого, чтобы обрабатывать его огнем. Быстрая работа, сделанная параллельно другой.
Инструменты легко звякали, пока шум окрестностей сходил на нет. Приближался вечер, но погода была хорошей, солнце грело двор, улицы, насыпи.
Он спешил завершить работу, но не абы как. Он понимал, что она была выше по званию, возможно, занятая. Когда она была свободной, она никогда не покидала его.
Все были в курсе уже продолжительное время и привыкли к этому, стоило одернуть Дориана по поводу его исследований в изысканий в таверне. Теперь отношение других изменилось и он как будто угадывал их мысли: он чувствовал их укоры. «Посмотри на себя, теперь ты никто, раньше они видели в тебе серого стража, человека, достойного уважения. Некоторые считали, что спать с инквизитором гнусно, но никто не упрекал тебя в этом, сейчас же ты всего лишь преступник, никто, и все, что ты можешь ей предложить – это запах сена и волос».
Следующий день. Шрам еще не зажил. У Скайхолда проходили те, кто многое бы дал, чтобы увидеть как он молится за свою жизнь, но он их не избегал, ненависть окружала его. Особенно один из купцов, который отказал ему в покупке безделушки и удалился в Приют Вестника, чтобы распускать о нем грязные слухи. Многие воспринимали его свободу как оскорбление, но считали лишним это показывать, это был не лучший способ привлечь внимание Тревелиана.
Он повернулся и увидел, как Деннет идет к кухням и удалился, чтобы получше рассмотреть свое творение. Довольный, он убрал опилки и снял перчатки перед тем как подняться по лестнице. Завтра они пойдут на задание и каждая секунда была на счету.
Она лежала на мехах, прислонившись к связке сена у окна. На ее теле лежали отчеты Лелианы.
– Госпожа
Она улыбнулась не отрывая глаз от отчетов и подозвала к себе.
– Не хотели бы Вы, чтобы я присоединился к Вам в вашем жилище?
– Вам не нравится это место, потому что я окончательно решила остаться здесь?
Он подошел к ней очень близко, его лицо находилось против ее лица. Он хотел увидеть, принимает ли она его до сих пор, не поменяла ли она решение. Ему приходилось заходить далеко, чтобы знать, что она все еще держалась того же мнения.
– Госпожа, после того, что произошло, я не смею…
– Это и Ваш дом. Я не хочу быть одна и не хочу проходить через весь Скайхолд, чтобы иметь возможность Вас видеть.
– Кажется, никто не понимает
Она поцеловала его в губы. Она обожала его, но понимал ли он, до какой степени? Он был красив, и она бы с радостью отдалась ему еще в первую встречу, если бы могла. Со временем она поддалась его доброте, преданности, храбрости, его личность захватила ее. Ни преступление, ни позор не могли запятнать ее чувства. Ни даже секрет. Тем более, что он был не таким уж и серьезным. Как он объяснил ей в тюрьме, она не должна его знать. Что же он должен был делать? Все ей сказать с самого начала и тем самым вовлечь Инквизицию? ------------
Он хотел рассказать ей все еще в руинах Штормового берега, он не собирался утаивать от нее истину, он уступил, найдя знак, не без ужасных пыток. К тому же, как мог он открыть о себе всему миру, что он Ренье? Этот факт был для него невыносим, Ренье был мертв, пока не было необходимости спасать кого-либо из своих людей, он не рисковал своим прикрытием, делающим из него кого-то лучшего. И она понимала все это.
Она и сама была почти что преступницей какое-то время, не говоря уже о ее многих сомнительных решениях, кто она была такая, чтобы обвинять его? Может быть, она бы отреагировала по-другому, если бы она его узнала раньше, но она не могла представить его как убийцу, подлеца, корыстолюбца, приспособленца, жулика и распутника. Ей была отвратительна сама мысль о том, что человек, которого она любит и все добродетели которого она так хорошо видит, может быть таким. Прошлое в прошлом, она не хотела быть тем монстром, который никогда ничего не прощает.
Так или иначе, единственное, на что она могла надеяться от него – это что он покается. Он был великолепен, достоин любви и уважения, он был самим собой, таким восхитительно самим собой. Ей повезло.
– Что бы ни думали другие. Я заставлю Вас сесть на этот проклятый трон и оседлаю Вас у них под носом, если это шокиует их раз и навсегда.
Он удивленно нахмурил брови, и его щеки стали более выраженными. Эти вещи были сказано спонтанно, но она подумала, что могла бы выразить их как-то по-другому. Когда она мягко пожала плечами и слегка сожалеюще улыбнулась, он почувствовал себя одновременно гордым и глубоко недостойным.
Она приложила руку к его лицу, поглаживая его каштановую бороду, не переставая целовать его осторожными маленькими прикосновениями, которые прерывали тишину. Между поцелуями он похрюкивал в ее кожу.
– Вы спасли меня, без Вас...
Она прижала свои губы к его губам и врезалась в него, неоднократно сливаясь с ртом.
– Вы спасли себя, когда решилм измениться. Я люблю Вас, Блэкволл… Том…
– Блэкволл или... как хотите, да...
Она откинулась назад, обхватив руками его шею, когда он снова впился в ее губы. Ей хотелось его прикосновения, его запаха, чтобы почувствовать cтеганку своими руками. Он был мощным, внушительным и немного неуклюжим. Воин.
Поцелуи прошлись по его шее, бороде, затем уха.
– Я хотел бы, чтобы весь Скайхолд увидел нас, чтобы все нас услышали.
Он улыбнулся, прижался к ней еще настойчивее.
– Вы хотите, чтобы они завидовали нам или ненавидели нас?
Одна рука обвела очертания ее груди сквозь атласную тунику, другая блуждала по талии, бедрам, животу.
#20
Их губы отделились, чтобы воссоединиться вновь, иногда пылко, иногда с неловкой нежностью. Он обнял ее, как человек, приговоренный к повешению, но которому в конце-концов была дарована жизнь, так что она приобрела более насыщенный вкус, и все казалось ему возвышенным, краски более яркими, а желание более живым. А она, его женщина, еще более реальной. Его губы ползли по ее губам с несколько резким, но благожелательным жаром, беспричинный страх, что ее снова отнимут у него, делал его нетерпеливым. Он старался сдерживать себя, когда ему казалось, что он заходил слишком далеко.
Она не разделяла этих волнений и нервно цеплялась за его одежду, пока он месил все, что попадалось под руку и во что он был страстно влюблен. В его жестах не было ничего изящного, он хотел прикоснуться к ней, окружить ее, стереть всякую дистанцию между ними, его объятия были яростными, поэтому он соединял их с рыцарскими поцелуями и преданными взглядами.
Без предупреждения он расстегнул штаны молодой женщины спереди и приспустил их ровно настолько, чтобы дать ей полную свободу действий. Широкие мозолистые руки обнимали ее, мяли, смыкались, как только находили что-то, за что можно было ухватиться. Она была тонкой в талии и круглыми в бедрах с маленьким животом, белая плоть обрамляла его руки.
– Я хочу Вас, любовь моя, Вас... так сильно...
Он сдерживался, его член все еще скрывался под гетрами и болезненно пульсировал, но это подождет. Толстые пальцы медленно двигались все ниже к мокрой щели. Она слегка раздвинула бедра.
— Блэкволл…
— Да?
Он ласкал ее. Аккуратные круговые движения кончиков пальцев по нужной точке. Она все еще цеплялась за него, поцелуи прекратились. Она была обезврежена, небрежно и в то же время сосредоточенно застыла в странном моменте, когда толстые пальцы остановили ее дыхание, прекратили ее желание возразить. Он продолжал, отлично зная, что делать, он хотел изучить ее и быстро научился.
— Я к вашим услугам, миледи.
Тонкий, умоляющий стон ответил ему. Он смиренно прорычал эти слова ей в ухо, и она выдыхала их, теряя голову. От него пахло сеном, потом и слишком долго носившимися доспехами, что не вызывало у нее отвращения. Бедра инстинктивно дернулись, когда твердые, безжалостные пальцы все еще нежно описывали маленькие круги над ее губами. Сколько раз она смотрела на эти изношенные руки и думала про себя, наблюдая, как они ласкают дерево, над которым он работал: «Я хочу, чтобы они были на мне, я хочу, чтобы он копался во мне этими руками». Это ощущение продолжалось наплывами, то возрастая, то угасая. Он отстранился, чтобы на мгновение нырнуть немного ниже.
Удовлетворенный ожидаемым эффектом, он вернулся к работе, растроганный, видя ее такой беззащитной, в то время как продолжал подвергать ее самой восхитительной пытке.
Гетры ему были тесны, он изо всех сил старался не сорвать с себя одежду и не залезть на нее.
Она не отпускала его, более или менее нервничала в зависимости от волн, которые опоясывали ее чресла и грозили смыть все на своем пути. Волны против скалы, с каждым разом все сильнее и кульминационный момент, который виднелся издалека, который приближался мало-помалу, но которого нельзя еще было достичь и который вскоре был бы погребен под шумом бури. Вопрос времени.
Он убрал руку и поднес ее к носу, чтобы вдохнуть ее выделения.
– ... Нет!
Он выдохнул «извинение» и вернулся к ней, смущенный. Она была рядом, и он мысленно выругался, желая ничего не сломать, в худшем случае это займет немного больше времени. Так он продолжал кончиком указательного пальца, не сводя с нее глаз. Она все еще была в смятении, ему никогда не надоедало видеть как она поддается его ухаживаниям и получать удовольствие, видя, что он любим, что он хоть чего-то стоит и что существует в этом мире человек, которого он не уничтожил. Более того, она сказала ему: «Если бы ты не был хорошим человеком, я бы никогда тебя не полюбила». И все же ему случалось беспощадно изучать себя, чтобы убедиться, что он не делает ничего дурного, этот глубинный страх поддаться малейшему расслаблению, реанимировать этого «его» прошлого. Он не особо верил в эту историю о хорошем человеке.
Поэтому она перестала успокаивать его словами.
Всегда рядом с ней, он был первым, кого она выбирала во время миссий, первым, кого она посещала при первой возможности, единственным, с кем она проводила большую часть своего времени. Когда они вместе ели, то всегда проверяли, есть ли у одного то, что нужно, вместе наполняли стаканы, всегда были в контакте друг с другом, будь то глазами, плечами или руками, иногда даже не осознавая этого. Когда они совещались со своими спутниками, она сначала спрашивала его мнение, когда они стояли на страже, то вместе, а когда удалялись, у них была своя палатка. Когда дело доходило до вовлечения Инквизитора в что-либо, все знали, что он всегда рядом и что с ним нужно считаться. Они смеялись над одним и тем же, соглашались на одно и то же, возмущались одному и тому же, соглашались без слов о плане или действиях. Какое-то гибридное животное с двумя головами и немного запутанное. Она не улыбалась ему, как другим, и всегда смотрела на него так, что возносила его высоко, до чего-то великого. Именно к нему она всегда обращалась за всем и вся, именно с ним она полностью сняла тяжкий груз, давивший ее, с ним она была самой собой, обнаженной, без звания и доспехов, женщиной. И он был единственным, кто видел ее такой. Спасибо, Творец.
Он приближался к ее лицу, она, казалось, искала прикосновения его бороды, его рта, целовала его, дышала им, пока он дразнил ее.
Это было слишком, он приближался, сильнее и мощнее, тепло исходило из глубины его промежности, как мягкий взрыв. Она инстинктивно напряглась и издала долгий стон отчетливым голосом, глаза ее были закрыты, а лицо замерло, полузакрытое волосами. Его голова моталась в стороны, он был растерян. Озноб во всем. Он был длинным, и она вцепилась в него руками, словно стоя на краю пропасти, перепахивая пальцами стеганое платье. Раздевание было лучшим моментом, моментом награды и утоления жажды, без этого какой смысл жить... Она хихикнула и, потрясенная, открыла глаза.
— Позвольте мне.
Она лихорадочно села, воодушевленная неведомо откуда исходящей энергией, и принялась избавляться от сапог, пока он тяжело дышал на нее.
— Я никогда не смогу искупить свою вину, не так ли...
— Никогда, любовь моя.
Задыхаясь, она обнажила ноги, показывая свои мясистые бедра, свою мягкую, сочную близость, как спелый плод, ждущий, чтобы его съели. Запах ее тела наполнил воздух между ними, он больше не мог этого выносить. Молодая женщина взяла на себя инициативу на несколько секунд, когда он попытался снять свой гамбезон. Она успела расстегнуть ремень и верх гетр.
— Я… я должен одеваться по-другому вне заданий.
Она не ответила, ей хотелось его от души, по возможности голого, но нетерпение было сильнее. Проклятый гамбезон, скорей бы конец войны.
Он тут же высвободил тяжелый, толстый член, вид которого распалил молодую женщину. Член уже расположился между ее ног, когда он обеими руками обхватил ее бедра.
Мгновенно он вошел в нее по самую рукоять, выдавив из нее долгий стон облегчения. Прямо спереди и на необходимую глубину. Она промокла до внутренней стороны бедер, и ее кожа блестела.
Когда они слились, он начал танец длинными правильными движениями, в одно и то же время пьяный, мощный и дезориентированный, терявший голову, когда видел себя выходящим, а затем исчезающим внутри, это завораживало его. Затем он начал целиться дальше и с каждым разом сильнее. Не было на свете ничего более приветливого, она обвенчала его полностью, до дна, до конца, он был ее пленником. Первобытная лихорадка охватила его, и он стал более энергичным, мокрая плоть шлепалась среди звуков, которые они оба издавали, совершенно пьяный, и он провел руками по изгибам ее тела, радостно усаживая ее.
Они обменялись страстными взглядами, и она подумала, что он, наконец, вернулся, свободный и совершенно на своем месте, растягивающий ее. Вот где он должен быть. Она скрестила руки на его шее. Сильный и услужливый. Воин. Он навязчиво и безудержно тонул, чтобы насладиться тем, от чего отказался несколько дней назад. Больше никогда.
— Блэкволл!
Он пронзил ее сильнее, с быстротой, от которой она завизжала. Она чувствовала себя невероятно покоренной и польщенной, без передышки. Ее пальцы сжимали гамбезон, и она запыхалась, должно быть, она уже разбудила половину окрестностей. Было чудесно иметь киску только для него, и именно поэтому она была тут, потому что он был таким красивым, таким хорошим, он умел любить ее. Он двигал ее целиком, взад и вперед, как прожорливое животное, подгоняемое зовом ее раздвинутых бедер, рыча ей в лицо, чувствуя, как его член настаивает немного больше каждый раз, когда она издает звук. В какой-то момент она кивнула в сторону окна, возле которого они оба стояли, и он наклонился, чтобы украсть у нее грубый поцелуй.
– Пусть смотрят.
Он поднял ее ногу и положил ее себе на плечо. Нападки нагло удвоились, он врезался в нее и глубоко ударил, чтобы почувствовать пределы, дотянуться до нее, дать ей все. Так сладко было созерцать ее в полном смятении и еще слаще быть ее сообщником, ответственным. Они уже много раз занимались любовью до суда, но со вчерашнего дня его сердце стало легче, а жесты более свободными.
Поначалу он почти не спрашивал разрешения каждый раз, когда подходил, хотя это длилось недолго. В первый раз он попросил прощения за то, что входил слишком быстро, что был неуклюжим. Раздираемый своим прошлым жестокого человека, он хотел не быть слишком дерзким и бестактным для молодой благородной женщины, едва ли входящей в его круг. Но она быстро дала ему понять, что любит его и что в силу этого ей не нужно ничего, кроме как трахаться с ним по правилам искусства в любое время дня и ночи, в любом месте, он не мог позволить себе оставлять ее в таком состоянии.
С радостью подчинившийся, он заново научился сладострастию с ней как с наставником. Она вновь зажгла огонь в его венах после всех этих лет, проведенных в искуплении, в теле, которое он принудил к трезвой и смиренной жизни, как и подобает кающемуся. И там она умоляла его своим взглядом, возбуждённым этим членом, который создавал большие волны в её животе, и она изо всех сил пыталась сформулировать что-либо, кроме приглушённого «да!». Каждое съеживание обещало самое чудесное из вторжений, он вложил в нее так много его, и у нее не было выбора, кроме как терпеть эту грубую плоть, которая пригвоздила ее к месту. Это было лучшее, что могло с ним случиться, и он никогда не был так великолепен, как тогда, когда сходил с ума больше всего.
Пот на лбу, энергичный и упрямый, он штурмовал ее до тех пор, пока не потерял контроль, разогнался и нанес последний удар последним неприглядным хрипом, лицо его раскраснелось, а скулы стали алыми. Он чувствовал себя необычайно живым и держал мир в своих руках, ведь он был с ней, он отдавал ей все, и они были вместе. Он почувствовал себя целым.
Он постоял сзади на мгновение, запыхавшись и с полузакрытыми глазами, мучая ее еще немного, только чтобы услышать, как она задыхается, когда она ласкает его лицо и обнимает его, сбитая с толку и сверх того, самая счастливая из всех. Она скрестила ноги за его спиной, наслаждаясь похотливыми, ленивыми движениями туда-сюда теперь, когда он успокоился, опустошен и целовал ее губы с той преданностью, которую ему так и не удалось отпустить.
— Пока я с вами, благородная госпожа...
Щеки все еще горели от эмоций, она сжала кулак и ударила им в его грудь без особой убежденности, но резко.
— Тогда не уходи. Никогда.
Он взял ее руку и изящно поцеловал ее, прижимая к губам с серьезным выражением лица. Затем он медленно отодвинулся, чтобы сесть рядом с ней, обняв ее за плечи. Горячее семя потекло по коже молодой женщины, и она вздрогнула, скрестив еще дрожащие ноги, упиваясь оставленными им следами, этот момент был слишком дорог для нее.
– У меня больше нет причин уходить.
— Вы сделали это для меня.
— Я знаю, что у меня есть Вы...
— Спасибо — добавила она спокойным, но властным тоном.
— Я хочу Вас. Даже с вашим прошлым тоже, я принимаю его. Я не хочу ни дворянина, ни теневого стража, Я не хочу человека, который не делает ошибок, Я не хочу никого, кто никогда не рискует собой. Вы осознали свои ошибки, вы пытались исправить положение. Но этот мужчина, тот, что был раньше, я не хочу его. Я бы никогда не допустила, чтобы он был любим.
Прижавшись к ней, его глаза начали краснеть, пока он молча опускал голову. Конечно, он знал. Никакой обиды, только решимость, когда она повторила срывающимся голосом.
— На мне все еще был ваш запах, я все еще чувствовала Вас внутри себя в тот момент, когда я прочитала твое письмо, когда я увидел Вас в Вал Руайо… вы действительно думали, что я собираюсь двигаться дальше, забыть после всего того, что мы сделали. Разве Вы не знали, что я сделаю все, чтобы найти Вас, чего бы это ни стоило? Спросите других, какой я был в то время, если я не была в состоянии все...
Он стиснул зубы, не перебивая ее. Конечно, он понимал, ненавидел себя, слишком хорошо понимал, и она знала это. Она этого хотела. Идиот. Простите. Зачем говорить об этом снова? Это было не время, зачем возвращаться к этому? Он заплатил достаточно, он заслужил жить, быть счастливым и снова заниматься с ней любовью. В ответ он обнял ее крепче, как бы говоря, что он понимает, что он заставил ее страдать, что она имеешь право винить его, но, что он хочет, чтобы она переставала любить его.
— Но Вы надеялись… Вы знали, что я сделаю все, чтобы найти Вас, не так ли?
— Как я смею… чтобы заслужить Вас, я должен был Вас потерять. Я не думал, что Вы будете терпеть то, что я сделал, то, кем я был.
Поцелуй закрыл ее рот, за ним последовал еще один.
— Вы доказали, что достоин маски, которую Вы носили. Я должна была быть достойной Вас.
Он крепче обнял ее, молча.
— Мне нужно было соответствовать Вам, полностью принять вас, признать, что все мы совершаем ошибки. Мне не нужно было очень стараться, чтобы простить.
— Госпожа ...
— Я люблю Вас, Блэкволл.
— И вы не представляете, сколько сил это дает мне... Я с вами, госпожа.
Он крепко держал ее, его глаза были закрыты над ее слезящимися глазами, пока она гладила его по волосам, недоумевая, как они пришли к разговору обо всем этом. Его голос стал более успокаивающим.
— Я Вас люблю.
— Я тоже люблю Вас, благородная госпожа. И… спасибо.
— Доверьтесь нам, пожалуйста.
Он кивнул после виноватого молчания.
— Даю слово.
Они хранили молчание, объединившись в этом обновленном пакте. Приговор инквизитора был подобен благословению, и он принял это приветствие с беспримерной благодарностью, его сердце переполнилось теплотой. Будущее открывалось перед ними. Оставались и другие препятствия, которые нужно было преодолеть вместе, но также и радости, удовольствия и все то, что они могли разделить, так много вещей, которые он теперь видел ясно, тогда как до откровений он любил ее со страхом и ощущал угрозу, нависшую над их будущим.
Теперь она знала, кем был человек под этим именем, под доспехами, она взяла его за руку и вытащила из темноты. Несколько дней назад он и представить себе этого не мог и дорожил этим больше. Он был обязан ей неожиданным возрождением. Он также знал, что его решение не было привилегией, так много незнакомцев имели право на такую же благосклонность, и она не просто следовала своему сердцу. Я люблю ее.
Он сказал это без слов, это чувство текло у него в крови.
— Оправдает ли наказание ваши ожидания, любовь моя?
Его голос был успокаивающим, ласкающим. Все кончено, пора снова начать жить. Поэтому она поцеловала его, обхватив его лицо ладонью, впиваясь пальцами в его бороду.
Он подарил ей безмятежную улыбку и удвоил количество поцелуев, которыми он ее одарил.
— Жизни недостаточно, чтобы искупить вину, благородная госпожа».
— И правда.
Одной рукой она одну за другой расстегивала застежки туники.
http://erolate.com/book/3138/73648
Использование:
