Возможно, это моя ирландская кровь виновата в моей оптимистичности, это помогает мне верить в то, что независимо от того, насколько всё плохо, всегда есть надежда на лучшее.

Я уверена, мой отец бы с этим не согласился. Он всегда был мрачной душой, угрюмым, задумчивым и постоянно желал вернуться в старую страну (Родину) ещё один раз.

На своём последнем издыхании он ворчал и жаловался на свою несправедливую жизнь.

Возможно поэтому я и вышла замуж за Джимми Хэллорана.

Он был полной противоположностью моего отца - счастливый и удачливый очарователь и перспективный полицейский в нашем маленьком городке на северо-восточном побережье Атлантики, где я и выросла.

Он всегда улыбался и смеялся, и его блестящие голубые глаза и лёгкая улыбка буквально очаровывали меня. 

Увы, Джимми не был самым лучшим любовником, я любила секс, но всегда чувствовала, что мне чего-то не хватает, и у меня редко бывали оргазмы, но я не рассказывала ему об этом.

Я подыгрывала ему, и он считал себя лучшим любовником в мире.

Благодаря своему оптимизму, я всегда надеялась, что со временем всё станет лучше.

Я оставалась оптимисткой даже после того, как наш брак начал распадаться.

Мой Джимми потерял ко мне всякий сексуальный интерес после того, как я подарила ему его давно желанного сына, свет моих очей, Джеймс.

Я думаю, что у Джимми были проблемы с матерью, и поэтому он потерял ко мне сексуальный интерес после того, как я родила и стала матерью.

Он стал совершенным импотентом, и конечно, винил во всём меня.

Я перестала быть женщиной, я запустила себя, так он всегда говорил.

Я стояла голая перед зеркалом в своей спальне и знала, что это наглая ложь!

Я не скромница, но я точно знаю, что я красивая женщина, которая получает страстные взгляды от мужчин, что в тридцать пять, что в двадцать!

Мои ярко-рыжие волосы выдают моё ирландское происхождение.

Лицо у меня довольно приятное, зеленовато-карие глаза, бледная кожа и нос-пуговка.

У меня роскошная фигура, я могла бы легко растолстеть, но у меня много работы и тяжёлая жизнь, поэтому я сохранила свою фигуру, даже после рождения моего Джеймса.

Меня щедро одарили большой грудью (38D), что и привлекло ко мне моего мужа.

Мой рост 180 см, и я не стыжусь своих ног, но Джимми запретил мне носить что-то слишком короткое.

Когда у нас с Джимми всё пошло наперекосяк, бывали моменты, когда я не решалась выйти из дома, боясь, что кто-нибудь увидит, как грубо обошёлся со мной Джимми.

Джимми сильно изменился.

Его беззаботное отношение к жизни исчезло, и он был постоянно злым.

Возможно, это было связано с его работой - я не питаю иллюзий насчёт работы в полиции.

Отец был полицейским тридцать лет, и именно в ту ночь, я услышала, как он изливает свою боль моей матери.

Тогда я ещё не знала, насколько плохим полицейским стал Джимми...

Возможно, дело было во мне, я родила ему сына и стала матерью, и он не мог больше меня трахнуть и не мог попросить развода, и в конце концов разочаровался в Джеймсе, он был тихим и чувствительным мальчиком, которого совершенно не интересовала отцовская одержимость футболом и боксом.

Джимми часто выражал свои чувства.

- Лучшая часть тебя, мальчик, осталась лужей на кровати!

С годами, пропасть между ними стала ещё глубже, и когда Джеймс понял, что его отец делает со мной, он возмутился этим.

Джимми часто был в гневе, и когда этот гнев становился слишком сильным, он напивался и... мне приходилось носить солнцезащитные очки и одежду с длинными рукавами и оставаться дома по нескольку дней или даже недель.

К тому времени, когда Джеймсу исполнилось десять, с каждым днём становилось всё хуже.

Джимми мог отсутствовать целыми днями, даже неделями, а потом появлялся пьяный и злой, и причинял мне боль!

Можно было подумать, что я наслаждалась его отсутствием, но в его отсутствие мы с Джеймсом жили в постоянном страхе, страхе услышать его шаги на крыльце, скрип открывающейся входной двери, и его гнев.

Я не находила утешения в Церкви, мой священник ругал меня:

- Будь лучшей женой этому человеку, Шарлин! Он выполняет свою работу и заслуживает этого.

Однажды я выдвинула обвинение после жестокого избиения, в результате которого я оказалась в реанимации с тремя сломанными рёбрами, вывихнутым запястьем и повреждённой почкой.

На одно мимолётное мгновение мне показалось, что я могу стать свободной от этого человека, но именно в тот день я узнала о "тонкой голубой линии", когда полиция защищает своих.

Всё что из этого вышло, это то, что Джимми получил строгий выговор от своего начальника участка за то, что он неосмотрительно относится к своей личной жизни, и Джимми научил меня тому, что есть много способов причинить ужасную боль не оставляя следов, по крайней мере, видимых следов.

Говорят, в наши дни полиция лучше реагирует на супружеское насилие, надеюсь, что это так.

И всё же, я верила, что когда-нибудь всё измениться к лучшему.

Джеймсу было пятнадцать, когда я впервые подумала, что это наконец случилось.

Джимми, свободный от дежурства, сидел в своём любимом баре, когда одна сторона его лица начала провисать, и он упал со стула и сильно ударился.

Врачи сказали мне, что он никогда полностью не выздоровеет, и что он, скорее всего, останется полностью парализованным на одну сторону и будет прикованным к кровати на всю жизнь.

Несмотря на все побои, мне было больно видеть его таким, и я смирилась с новой ролью его опекуна, и была бы ею до гроба, но мои беды только начинались.

Через три месяца после этого случая, городской прокурор объявил о результатах расследования по делу о коррупции в полиции, эта была небольшая группа полицейских, Джимми был в их числе. Он был по уши завязан с наркотиками, азартными играми и мошенничеством.

Он потерял свою пенсию/инвалидность и свою страховку. 

Мы потеряли наш дом и нашу машину из-за закона RICO (Закон о рэкетированных и коррумпированных организациях).

Затем выяснилось, что Джимми также участвовал в проституции, руководя небольшой группой женщин из грязной квартиры в худшей части города.

Вдобавок к моему унижению, именно в эту квартиру, которую Джимми снял на год вперёд, мы были вынуждены переехать, после того как у нас забрали наш дом.

Представьте себе, какого это, убираться в этой яме?

Это была жалкая квартирка с одной спальней на четвёртом этаже многоквартирного дома, которую мы делили с наркоторговцами, проститутками и большим количеством тараканов и крыс.

Мы жили в тесноте.

Джимми лежал на больничной койке в гостиной, я спала на диване, а Джеймс на маленькой кровати в маленькой спальне. 

Мы с Джеймсом научились сосуществовать в такой тесной квартире, и больше всего я скучала по собственной ванне.

Медицинские счета забирали то немногое, что у нас оставалось, и нам едва удавалось наскрести на это.

Джимми нуждался в круглосуточном уходе, мы не могли этого себе позволить, его пенсию и страховку забрали, и я не могла оставить его одного, чтобы найти себе работу, для того чтобы свести концы с концами.

Благодарю Господа Иисуса за моего сына, Джеймса.

Мой милый, дорогой сын Джеймс - самый хороший, умный и храбрый мальчик на свете.

Он стоически переносил весь позор и все лишения, никогда не жаловался, не плакал и не хныкал.

Даже тогда, когда ему пришлось оставить свою хорошую школу и дорогих друзей и переехать в совсем другой мир, в трущобы и нищету, он всегда был рядом со мной и помогал мне справиться со всем этим.

И когда мы столкнулись с бедностью, мой шестнадцатилетний сын стал хозяином в нашем доме, и, не говоря ни слова, вышел и нашёл работу.

Он оставался в школе, зная, что я не вынесу, если он бросит учёбу, и он в четыре часа дня поехал на автобусе на местную текстильную фабрику и, воспользовавшись поддельным удостоверением личности, нанялся простым рабочим на вторую смену.

Честно говоря, я не знаю, как он смог это сделать, но он смог.

Днём Джеймс был простым учеником, а ночью - работником на фабрике, он приходил домой, чтобы поспать несколько часов, а затем всё начиналось заново.

В пятницу вечером он приносил домой чек и оставлял его на кухонном столе.

По субботам и воскресеньям он искал себе доп.работу, чтобы заработать и принести столь нужные нам деньги.

 А деньги нам были нужны.

Джимми был анафемой для города, и любые надежды на помощь со стороны агентств по оказанию помощи разбивались на каждом шагу. 

Когда система намеренно отворачивается от вас, у вас не остаётся никакой надежды.

Нам едва хватало на то, чтобы заплатить за квартиру, купить лекарств для Джимми и купить еды.

Можно было бы подумать, что Джимми, став недееспособным, будет по крайней мере, помогать нам в чём-то, но всё было иначе, Джимми был в гневе 24/7.

На его лице застыла вечная насмешка, а в глазах горела ненависть. 

Он уже не мог говорить, но всё ещё мог издавать звуки, которые мы быстро могли истолковать, как гнев или раздражение, и я клянусь своей душой, мстительное и самодовольное выражение от того, что мы оказались в этой ловушке вместе с ним.

Кормить его, убирать за ним, проявлять к нему всяческую доброту - всё это, казалось, ещё больше бесило его.

Он был как раковая опухоль в нашей жизни, медленно разъедающая наш дух. 

В течение следующих двух лет мой вечный оптимизм начал угасать, особенно после того, как я начала видеть, как мой сын жертвует своей молодостью ради нашего благополучия.

У меня разрывалось сердце, когда я видела, как он приходит каждый вечер, усталый и грязный, и всё равно находит в себе силы улыбнуться мне, поцеловать меня в щёку и прошептать:

- Я люблю тебя, мама, а затем рухнуть в кровать.

Джимми постепенно становилось хуже, следующий серьёзный инсульт сделал его полностью недееспособным. Его разум был цел и полон ненависти, которая была отчётлива видна в его глазах, когда он всё время сердито смотрел на меня.

И всё же я упорно старалась и надеялась на лучшую жизнь.

Всё, что поддерживало меня, это любовь, которую я испытывала к своему сыну, и любовь, которую, как я знала, он испытывал ко мне. 

Мир может сбить нас с ног, но мы будем цепляться друг за друга, пытаясь снова подняться.

http://erolate.com/book/3923/108871