Ли Вэй подумал, что это слишком выматывающе — быть управляющим у такого непредсказуемого человека, как маршал Мо.

Если бы время можно было повернуть вспять, он предпочел бы работать под началом мастера Лю, у которого было восемнадцать наложниц. Уж точно, исполнять прихоти всех этих восемнадцати наложниц было бы куда проще, чем вечно ломать голову над тем, что же именно хочет услышать этот невозмутимый генерал.

Но время не повернуть вспять, поэтому Ли Вэй мог только прочистить горло и осторожно спросить:

— Ваша светлость, вы посещали Гу Мана?

— Нет...

— О! — Ли Вэй вздохнул с облегчением. — Лучше не встречайтесь с ним.

— Почему?

— Это... ваша светлость, дело в том, что… Если Гу Ман не помнит, кто он, вас он тем более не узнает. Согласно диагнозу целителей, он вообще считает себя могучим волком.

Мо Си широко раскрыл глаза:

— Он считает себя… кем?

— Могучим и великолепным волком.

Мо Си просто потерял дар речи. Это была самая нелепая вещь, которую он слышал в этом году.

Мужчина еще долго держался за лоб, но потом все же спросил, осторожно выбирая слова:

— Какой целитель поставил этот диагноз? Ты уверен, что мозг Гу Мана поврежден?

Ли Вэй редко видел у этого холодного человека такую живую реакцию на что-то. Внутренне он не смог удержаться от улыбки, но, увидев выражение лица Мо Си, поспешно придал своему лицу надлежащее серьезное выражение.

— Ваша светлость, когда люди услышали эту новость, тоже мало кто верил в это. Поэтому, когда Гу Ман вернулся в город, многие дворяне отправились в тюрьму, чтобы свести с ним счеты. Но он не мог произнести ни слова, и это еще больше разозлило их.

Ли Вэй помолчал, затем продолжил:

— После этого государь передал его князю Ваншу, чтобы тот с ним разобрался. Поначалу князь Ваншу хотел выведать у генерала Гу какую-то секретную информацию, но какими бы методами он ни пользовался, Гу Ман просто не понимал, о чем его спрашивают.

Ли Вэй вздохнул и покачал головой:

— Он в самом деле не осознает себя человеком.

Мо Си с минуту переваривал услышанное. Его взгляд задержался на маленьком глиняном чайнике, томившемся на печи. Из носика поднимался пар, и клочья белого тумана плыли вверх, переплетаясь друг с другом, как влюбленные змеи.

— Я тоже это слышал... его душа повреждена. — Мо Си сделал паузу. — Как именно это произошло?

Ли Вэй был ошеломлен. Он не думал, что его господин спросит об

этом, поэтому не навел справки. Да и откуда ему это знать?

Однако он быстро ответил:

— Гу Ман действительно умственно неполноценен, но не совсем ясно, что именно сделало его таким. Все, что известно: он стал таким до возвращения в Чунхуа.

Мо Си нахмурился и повторил:

— Он стал таким до того, как его вернули обратно...

— Да. Как только Гу Мана привезли в город, целители провели полный осмотр и установили, что его душа, сердце и духовное ядро сильно повреждены черной магией людей из царства Ляо. Непонятно, какие темные искусства использовали колдуны, но им удалось извлечь две трети его бессмертной души^[1]. Эти нелюди заставили его чувствовать, что он ничем не отличается от зверя.

[1] 三魂七魄 sānhúnqīpò саньхуньципо — согласно даосскому учению, душа человека состоит из трех духовных частей и семи духов животных (отвечают за низменные инстинкты).

Мо Си на мгновение замолчал, затем, старательно изображая безразличие, спросил:

— И что происходит с людьми… если нет двух душ?

— Зависит от того, какие именно души отсутствуют. В Башне Шэньнуна установили, что у Гу Мана отсутствуют те, что связаны с памятью и с мудростью, а значит, именно отсюда стоит ожидать проблем. Во всем остальном влияние будет минимально.

Мо Си опустил веки и прошептал:

— Значит...

— Да. Когда он потерял часть души, отвечающую за мудрость, он потерял способность говорить. Позже князь Ваншу отправил его в государственный доходный дом «Ломэй», и экономка два года обучала его, прежде чем он смог научиться понимать человеческую речь и с некоторым трудом изъясняться на нашем языке, — управляющий глубоко вздохнул. — Раньше его называли священным Алтарным Зверем, но теперь он действительно ничем не отличается от дикого животного. Когда два года назад Гу Мана ввезли в город, люди были поражены, увидев его...

В тот день городские ворота открылись и тюремная повозка с предателем Гу Маном внутри медленно въехала в столицу Чунхуа. Простые люди, собравшиеся по обе стороны дороги, наконец увидели бывшего маршала Гу в клетке вместе с несколькими волками. Также в тюремной повозке лежал мертвый олень. Волки разорвали его тушу на куски, забрызгав кровью всю клетку, но Гу Ман даже не пытался укрыться от брызг крови. Он просто спокойно сидел на корточках среди волков, с умиротворенным выражением лица наблюдая за пиршеством хищников. Волки же, казалось, относились к нему как к одному из них. Отдавая дань уважения, матерая волчица даже подтащила к Гу Ману оленью ногу. Мужчина протянул руку и, обмакнув пальцы в кровь, с безразличным выражением лица лизнул их. Видимо, он не посчитал оленью кровь достаточно вкусной и опустил руку.

Мо Си выслушал этот рассказ не проронив ни слова.

Ли Вэй дошел до этого момента и озадаченно почесал голову:

— Но, ваша светлость, есть одна вещь, которую я не могу понять.

Мо Си посмотрел на него своими темно-карими глазами:

— Хм?

— Если уж царство Ляо решило отослать его обратно, зачем было лишать его двух душ?

— Э… возможно, он узнал слишком много тайн Ляо, — ответил Мо Си. — Вырвав две части его разумного духовного сознания, они смогли закрыть ему рот раз и навсегда…

Ли Вэй обомлел:

— Ого, это так безжалостно. Неужели невозможно восстановить целостность его бессмертной души и сознание?

Мо Си с тяжелым сердцем покачал головой и ничего не ответил.

Если две души извлечены и отделены от тела, то кто знает, где на бесконечных просторах этого мира их теперь искать?

— Я слышал, что князь Ваншу пощадил его в тот год, потому что хотел, чтобы он познал вкус жизни, что хуже смерти, — сказал Ли Вэй. — Однако, насколько мне известно, Гу Ман совсем не выглядит обеспокоенным или несчастным. Похоже, князь Ваншу на этот раз сильно просчитался. Кстати… — Ли Вэй вдруг что-то вспомнил и с любопытством посмотрел на Мо Си, — ваша светлость, а вы видели князя Ваншу после возвращения в город?

Мо Си покачал головой:

— Нет.

Хотя князь Ваншу занимал довольно высокий пост в Военном Ведомстве, его назначение было не более, чем почетной уступкой для высокородного бездельника, прожигающего свою жизнь. Никаких способностей или усилий с его стороны эта должность не требовала, зато удовлетворяла его самолюбие и соответствовала его происхождению. Из трехсот шестидесяти пяти дней в году на рабочем месте он появлялся раз пятнадцать.

Мо Си поднял глаза:

— К чему вдруг этот вопрос? 　　

Ли Вэй ответил:

— С каждым годом его моральный облик становится только хуже. Если ваша светлость случайно увидит его, не вступайте в спор с ним. Вы же знаете, он только и ищет способ усложнить вам жизнь.

— … — Для Мо Си эта новость не стала неожиданностью.

В Чунхуа было Три Воплощенных Совершенства^[2], характеры которых соответствовали трем добродетелям истинного даоса: «воздержанию, спокойствию и мудрости^[3]». Сердце Цзян Есюэ было наполнено покоем, он был равнодушен к славе или бесчестию, приобретению или потере, и поэтому его называли «Спокойствие». Принцесса Мэнцзэ была удостоена звания «Воздержание» из-за беспримерной добродетели и скромности. В противовес им существовали не менее известные Три Духовных Яда, которые соответствовали Трем Духовным Мерзостям^[4]: «жадности, ненависти и невежеству».

[2] 大君子 dàjūnzǐ дацзюньцзы — люди с самыми высокими моральными качествами.

[3] 戒定慧 jièdìng huì цзедин хуэй — три мудрости буддизма: воздержание, спокойствие и мудрость; воздержание, чтобы совершенствовать нравственное поведение; спокойствие, чтобы посвятить себя внутреннему миру; и мудрость для познания мира.

[4] 贪嗔痴 tān chēn chī тань чэнь чи — три яда для духа в буддизме: жадность, ненависть и невежество.

Из Трех Духовных Мерзостей наиболее известным был тот, кто по праву носил титул «Жадность». Князь Ваншу как никто жаждал получить уважение, почтение и любовь со стороны других людей. Но даже получая желаемое, он все равно не был удовлетворен, всегда желая большего.

До присвоения титула князя Ваншу он был известен как Мужун Лянь. Когда-то этот дальний родственник Мо Си был хозяином Гу Мана. Он выбрал его среди других рабов, чтобы сопровождать отпрыска из благородного семейства на обучении в академии совершенствования.

В то время Мужун Лянь и предположить не мог, что этот маленький раб обладает удивительным талантом и за несколько лет значительно превзойдет его в духовном развитии. Поэтому он затаил обиду на Гу Мана и из зависти при любом незначительном поводе наказывал его. Все знали, что Мужун Лянь жесток по натуре и его имя совершенно не сочеталось с его характером^[5]. Для примера достаточно вспомнить один случай из прошлого...

[5] 慕容怜 mùróng lián мужун лянь — «жажда сочувствия».

Однажды Гу Ман смог в одиночку уничтожить напавших на деревню демонов, однако многие из жителей уже пострадали от темной энергии. Сжалившись над отравленными тьмой простолюдинами, Гу Ман использовал имя Мужун Ляня, чтобы проникнуть в столичную императорскую аптеку, с целью добыть ингредиенты для противоядия. Это, без сомнения, было нарушением правил, но юноша сделал это из добрых побуждений. Если бы у Гу Мана был другой хозяин, вряд ли дело зашло дальше выговора.

Но Мужун Лянь был не из тех, кто спустил бы подобный проступок. Когда он узнал о том, что Гу Ман присвоил его имя, чтобы получить доступ к ингредиентам императорской аптеки, он был так зол, что оскорбления вместе с ударами посыпались подобно дождю. Сначала Гу Ман получил около восьмидесяти ударов хлыстом, а после должен был стоять на коленях на тропинке академии двадцать дней подряд.

В то время Мо Си не очень хорошо знал Гу Мана и почти не общался с ним. Кроме того, он редко ходил по той тропинке, поэтому долгое время ничего не знал об этом происшествии.

В тот день начался ливень, и Мо Си свернул на тропинку, чтобы сократить путь. Там он и заметил коленопреклоненного человека, в котором, подойдя ближе, опознал Гу Мана.

К тому времени юноша промок до нитки, его черные волосы прилипли к бледным щекам, а капли дождя ручейком стекали с нижней челюсти. Он стоял на коленях среди потока спешащих укрыться от дождя людей, сжимая в руках деревянную табличку, на которой красной киноварью было написано:

«ЭТОТ ПРЕЗРЕННЫЙ РАБ ВЫДАЛ СЕБЯ ЗА ГОСПОДИНА.

ЕГО НАГЛОСТЬ НЕ ИМЕЕТ ГРАНИЦ»

Мо Си остановился перед ним.

Хрустальные капли воды отскакивали от зонтика, некоторые из них ручейком стекали по ручке.

Прохожие бросали на них любопытные взгляды, но стоило им увидеть вышитую на мантии Мо Си эмблему его клана — летучего змея^[6], они поспешно опускали глаза и уходили, не смея оглядываться.

[6] 腾蛇 téngshé тэншэ — летучий змей, древнекитайское созвездие из 22 звезд.

— Ты...

Гу Ман, кажется, так замерз, что впал в состояние прострации. Он даже не заметил, что кто-то остановился рядом с ним и над его головой появился большой зонт. Когда он вдруг услышал, что рядом с ним кто-то заговорил, то вздрогнул и вскинул голову...

В поле зрения Мо Си попало смущенное и мокрое лицо. В уголках рта запеклась кровь, на левой стороне остались следы от ударов плетью. Юноша дрожал от холода, как бездомная собака, брошенная в грязь. Только ясные блестящие глаза смотрели на него прямо и без страха.

Вкупе с надписью на табличке «ЭТОТ ПРЕЗРЕННЫЙ РАБ ВЫДАЛ СЕБЯ ЗА ГОСПОДИНА. ЕГО НАГЛОСТЬ НЕ ИМЕЕТ ГРАНИЦ» это смотрелось как-то слишком нелепо и жалко.

В то время их нельзя было назвать настоящими друзьями, однако, узнав, что Гу Ман присвоил чужое имя, чтобы создать лекарства для страдающих от проклятия деревенских жителей, Мо Си не смог остаться в стороне и тут же отправился в резиденцию Мужун Ляня, чтобы просить смягчить наказание.

Мужун Лянь не желал уступать, и разговор быстро перешел в ссору. В конце концов тот приказал призвать Гу Мана и прямо перед Мо Си спросил:

— Гу Ман, ты знаешь, почему этот высокородный молодой господин пришел к нам сегодня?

Капли воды все еще стекали с волос Гу Мана, когда он изумленно посмотрел на Мо Си и покачал головой.

Мужун Лянь поманил его пальцем, а когда он послушно приблизился, погладил своими молочно-белыми пальцами мокрое от дождя лицо. Презрительно осмотрев его с ног до головы своими удивительно красивыми глазами, Мужун Лянь с улыбкой сказал:

— Он пришел за тобой.

Гу Ман выглядел совершенно ошеломленным. Повернув голову, он удивленно посмотрел на известного своей холодностью Мо Си, а затем снова повернулся к Мужун Ляню. Наконец, стерев капли дождя с лица, он рассмеялся:

— Молодой господин, должно быть, шутит?

Мужун Лянь со снисходительной улыбкой спросил:

— Не хочешь объясниться?

— ...

— А ты, как посмотрю, действуешь все более ловко. Если бы господин Мо не обратился ко мне с просьбой смягчить твое наказание из-за дождя, я бы и не узнал, что ты нашел ключ к сердцу уважаемого наследника из другого клана.

Мо Си стиснул зубы и сказал:

— Помилуйте, Мужун Лянь. Я просто хочу, чтобы вы поступили по справедливости. Не нужно этих грязных намеков.

Гу Ман в замешательстве снова посмотрел на Мо Си. На мгновение след благодарности промелькнул в его бездонных как море глазах. Затем он почти незаметно покачал головой, подавая знак Мо Си не вступать в спор. К счастью, Мужун Лянь не обратил на это внимания.

Покосившись на Мо Си, он хмыкнул. Словно желая продемонстрировать свою власть над ситуацией, он повернул голову к Гу Ману и с самым милым выражением лица приказал:

— На колени!

Гу Ман послушно преклонил колени и склонил голову перед Мужун Лянем.

— Сними всю верхнюю одежду.

— Мужун Лянь!

— Это моя резиденция. Каким бы уважаемым гостем ни был господин Мо, это невежливо читать мне нотации в моем доме, не так ли?

Мужун Лянь оглянулся на Гу Мана и повторил:

— Снимай все!

Гу Ман сделал, как ему было велено. Он снял одежду, обнажив ладное, хорошо сложенное тело, и опустил ресницы, не говоря более ни слова. Мужун Лянь медленно изучал коленопреклоненную фигуру. Его взгляд скользил по напряженным мышцам, нежной коже, которая в свете свечи приобрела медовый оттенок. Сам Мужун Лянь на его фоне выглядел слишком субтильным и хлипким. Он смотрел на Гу Мана так, словно страшащийся холода юноша из благородной семьи оценивал великолепный мех дикого зверя, про себя примеряясь, как бы снять с него шкуру и, обернув ее вокруг себя, заполучить эту силу и красоту.

В этот момент слуга подал Мужун Ляню чашку горячего имбирного чая. Выпив глоток, он вздохнул:

— Гу Ман, нравится ли тебе иметь духовное ядро? Должно быть, это весело — своим талантом перевернуть вверх дном всю академию совершенствования? Ты в восторге оттого, что смог подружиться с таким выдающимся аристократом, как господин Мо?.. Я действительно не понимаю, как тебе хватило наглости провозгласить себя «молодым господином Мужуном». И ради чего? Чтобы спасти жизнь горстке простолюдинов! Хе-хе!

Его тонкие пальцы отпустили чашку. Мужун Лянь в упор посмотрел на Гу Мана.

— Ты забыл о своем происхождении?!　

Гу Ман опустил голову еще ниже:

— Я не посмел бы...

— Твои боевые навыки, одежда, даже духовное ядро, то, что у тебя есть сегодня, — все это благодаря клану Мужун. Ты — ничто без поддержки резиденции Ваншу!

— Я усвоил урок Вашей Светлости.

Мужун Лянь не сказал больше ни слова. После долгого молчания он вдруг зло рассмеялся:

— Однако, раз ты такой способный, я, конечно, буду относиться к тебе так, как ты того заслуживаешь. А то неровен час, когда встанешь на крыло, улетишь к кому-то более ласковому.

Он нехорошо ухмыльнулся и приказал слуге:

— Принеси мне тот подарок, который я очень долго готовил для «молодого господина» Гу, — он специально манерно растягивал слова, сделав особый акцент на «молодом господине». Конечно, он не собирался прощать Гу Мана за то, что тот посмел назваться молодым господином клана Мужун.

Все происходило в присутствии других учеников из клана Мужун. Один из них, Лу Чжаньсин, был лучшим другом Гу Мана. Как только он услышал, что Мужун Лянь собирается вручить Гу Ману «подарок», его лицо скривилось и он бросил яростный взгляд на Мужун Ляня.

Тот лишь самодовольно поднял руку, заглушая ропот собравшихся, и под пристальными взглядами всех присутствующих приказал служителю открыть крышку ящика.　

Когда люди увидели содержимое, у некоторых краска сошла с лица. Кто-то не смог сдержать потрясения:

— Это же ограничивающий рабский ошейник!

Услышав это, Гу Ман резко поднял голову и, широко раскрыв глаза, уставился на поднос из сандалового дерева, который держали над его головой.

Лицо Мо Си потемнело.

Подобный ошейник носили рабы, которых их хозяева считали слишком непокорными и агрессивными. Эта вещь позволяла не только сдержать буйный нрав, но и жестоко наказать раба за неповиновение. Такой ошейник для человека был даже эффективнее, чем собачий — для волка. Надев его единожды, раб мог снять его только с разрешения хозяина.

Быть рабом в обществе Чунхуа было позорно, но быть скованным ограничивающим рабским ошейником считалось самым большим унижением из всех возможных. На тех, кто носил подобный ошейник, даже другие рабы смотрели свысока.

— Надень его на себя! — Мужун Лянь махнул рукой. — Или «вам» нужно особое приглашение, «уважаемый молодой господин Мужун»?

Автору есть что сказать:

«Критерии выбора супруга»

Мо Си: — Я не собираюсь искать себе нового супруга. Если сойдусь, то только с тем же...

Юэ Чэньцин: — Милашка! Сладкий язычок и красивые белые ножки!

Цзян Есюэ: — Я вдовец, не собираюсь снова жениться.

Мужун Лянь: — Все женщины в этом мире на одно лицо. Нет такой, которая смогла бы заинтересовать меня. Что? Хе-хе, мужчины тоже не в моем вкусе.

Гу Ман (делает серьезное лицо): — Требования? Роскошный мех, остроконечная голова, здоровые конечности, высокая скорость бега, острый слух и отличное обоняние. Предпочтение опытным самкам, в прошлом имевшим помет из пяти и более щенков.

Мо Си: — …

Данное произведение не пропагандирует нетрадиционные ценности гражданам РФ.

ПУБЛИКАЦИЯ/ВЫКЛАДКА НАШИХ ПЕРЕВОДОВ ЗАПРЕЩЕНА!

Переводчик: Feniks_Zadira

http://erolate.com/book/4440/160351