Теперь ему нравилось видеть, как Ху Лу хмурится, словно одинокая палочка тангхулу, воткнутая в стог сена, выгоревшая на солнце, промокшая под дождем и ставшая серой. Если бы он попытался укусить её, сначала пришлось бы выплюнуть половину песка, прежде чем почувствовать сладость сахарной глазури.
Заметив, что Ян Тао снова витает в облаках, Ху Лу помахал перед его глазами пальцами:
— Малыш? О чем ты думаешь?
Ян Тао оттолкнул руку Ху Лу и серьезно ответил:
— Не называй меня так фамильярно. Раньше ты звал меня Таотао.
— Мне кажется, что «малыш» звучит лучше, — настаивал Ху Лу. — Гуй Шунь может так называть, значит, и я могу.
— Ладно, ладно! — Ян Тао отчаянно замахал руками, отодвигаясь от Ху Лу как можно дальше, боясь, что из его рта снова вылетит что-то такое, от чего захочется провалиться сквозь землю.
Аромат любви витал в воздухе, и каждый за столом вздохнул с пониманием, хотя и закрыл глаза, чтобы не видеть эти любовные ужимки.
Гуй Шунь взял зеленый овощ из своей тарелки и жевал его без особого интереса. Его пальцы правой руки поочередно постукивали по столу, как будто он играл на пианино:
— Жизнь, жизнь... Первая тема в этом году такая абстрактная.
Тетя Лянь, смеясь, положила Ян Тао кусочек баранины с солью и перцем:
— Этот конкурс становится все скучнее. Раньше темы были конкретными: цветок — значит цветок, человек — значит человек, и критерии оценки были строгими. А теперь то счастье, то жизнь, да еще и акцент на креативность. Непонятно, соревнуемся ли мы в сахарном искусстве или в том, кто лучше сочинит историю.
Ян Тао кивал:
— Именно... Как сделать сахарную скульптуру на тему жизни? Я вообще не могу придумать, а еще нужно будет объяснить свою концепцию. Вдруг другие команды сделают это лучше...
— Не думай об этом сейчас, — Тетя Ли погладила Ян Тао по голове, утешая его. — Какую бы историю ты ни придумал, важно, чтобы работа была качественной. Если ты сможешь объяснить свою идею, зрители сами решат, что лучше.
Ян Тао молча кивнул, замедлив жевание баранины. Он выглядел озабоченным.
Хотя отношения с Ху Лу заставляли его улыбаться во сне, приближение первого этапа Мирового конкурса сахарного искусства сокращало его сон и время для радости.
Как воплотить жизнь в сахарной скульптуре? Как показать мастерство, вызвать отклик у судей и зрителей, избежав при этом банальности?
Команда «Хутао» сидела в отеле, черновики эскизов множились, мозговые штурмы проводились снова и снова, но они так и не могли понять, какая работа сможет передать суть жизни.
Танланьшань считал, что создание человека богиней Нюйва может символизировать жизнь. Гуй Шунь предложил миф о грехопадении в Эдемском саду. Ян Тао был в растерянности и вместе с Ху Лу лежал на кровати, уставившись в потолок.
Как выглядит жизнь? Какая форма может её передать? Ян Тао размышлял над этим днем и ночью.
Чжуан-цзы говорил: «Рождение — это смерть, смерть — это рождение». Жизнь и смерть находятся в бесконечном цикле. В один момент семя прорастает из земли, а в другой старая корова закрывает глаза.
Жизнь — это текущая река. Рождение одного предвещает смерть другого, а на месте смерти вырастает новая трава.
Верующие находят смысл жизни в вере, а атеисты становятся рабами любви. Человек, наделённый жизнью, стремится оставить в этом потоке след, объясняя её через чувства.
Ян Тао давно не размышлял над такими философскими вопросами. В пятнадцать он хотел познать мир, но спустя пять-шесть лет забыл даже названия звезд, которые видел каждый день. Его интерес к звездам исчез вместе с сухими и потрескавшимися пальцами каждую зиму.
Теперь, лежа на подоконнике высотного здания, он смотрел на мерцающие огни в ночном небе, пытаясь понять, это звезды в миллионах световых лет от Земли или огни самолетов, пролетающих сквозь облака.
Милан Кундера в «Невыносимой легкости бытия» писал: «Человек никогда не может знать, чего он хочет, потому что он живет только один раз, не может сравнить с прошлым или исправить в будущем».
Он считал жизнь эскизом, который никогда не станет законченной картиной. Линии накладываются, но так и не обретают смысла.
Думая об этом, Ян Тао не мог понять, какую теорию жизни он поддерживает: бесконечный цикл рождения и смерти или просто жизнь и смерть как они есть.
В конце концов, он бросил планшет на кровать, обнял Ху Лу за талию и уткнулся лицом в его грудь, словно расстроенный кот, промокший под дождем. Его длинные ресницы и уголки глаз опустились в задумчивости.
Гуй Шунь и Танланьшань тихо собрали бумаги и кисти, закрыли дверь и ушли в соседний номер. В тихой комнате остались только Ху Лу и Ян Тао.
Их дыхание смешалось. Ян Тао держался за расстегнутый воротник Ху Лу, чувствуя его напряженные мышцы, которые, несмотря на мягкость, были крепкими.
Движение и покой жизни скрывались в их учащенном и спокойном дыхании.
Ян Тао раскинул руки и ноги, уставившись в потолок. Свет от лампы, спрятанной в потолочной нише, разлился мягким сиянием, окутывая весь мир этой ночи.
http://tl.rulate.ru/book/5500/186879
Готово:
