Следующие пятницы были их временем, матери и сына. Они сидели за столом или лежали калачиком на обоих концах большого дивана и просто разговаривали. Ну точнее, говорила Тереза, а Джеймс задавал вопросы. Он задавал ей вопросы, которые могут удивить некоторых людей, про любимый цвет, любимое время года и т.д. После нескольких недель эти вопросы перешли к детству его матери, он задавал ей всевозможные вопросы, пока Тереза с нетерпением ожидала каждую пятницу и чувствовала желание полностью открыться своему сыну, рассказать ему всё.

Тот факт, что он интересовался ею, был удивительным сам по себе. Тот факт, что он открыто сказал ей, что любит её, изменил что-то в её сердечке. На протяжении всей своей жизни Тереза не проявляла и не получала никакой привязанности, это не значит, что она не жаждала любви, она просто никогда не испытывала к себе любви, и чувствовала, что не заслуживает и не имеет права иметь её. Её сын вырос, игнорируя её и её мужа. Её муж стал относиться к ней лучше в последние годы, поскольку больше не заставлял её заниматься сексом и перестал, по большей части, бить её, сказав, что она не стоит этих усилий.

Не нужно путать с нежеланием, Тереза была очень сексуальным человеком. Просто в жизни со своим мужем, даже в их брачную ночь, он использовал её как кусок мяса. Её удовлетворённость не имела для него значения, и он громко выражал своё отвращение к её телу. Единственное сексуальное удовольствие, которое Тереза испытывала в своей жизни, было с её собственными руками и разумом, и лишь в последние годы, когда её жгучее желание начало нарастать по сравнению с её подростковыми или двадцатилетними годами.

У Терезы было много вопросов к сыну, но она не могла найти в себе смелости спросить его об этом. Она получала странное и непонятное удовольствие от внимания Джеймса к ней. 

Однажды в пятницу, после того, как они сели на диван, Джеймс мягко спросил:

- Почему ты всегда носишь юбки, мама?

Этот вопрос смутил её, но она уже давно решила быть честной и открытой со своим сыном, желая угодить ему и сохранить эти очень ценные для неё отношения между ними.

- Твой отец давным-давно велел мне носить только платья и юбки.

Как бы это странно ни звучало, Джеймс кивнул в знак согласия.

- У тебя великолепные ноги, мама.

Она почувствовала, как её лицо покраснело от смущения, это чувство было редким в её эмоционально-покорной жизни.

- Правда? Тереза никогда не получала комплиментов, особенно о своём теле.

Кивая он ответил:

- Ещё как! затем он слегка нахмурился.

- Возможно тебе стоит надеть джинсы на следующей неделе, мама.

Довольно слабо она поймала себя на том, что повторяет слова сына.

- Джинсы?

- Да. После того, как отец уйдёт, надень джинсы для нашего разговора, он никогда не узнает об этом!

Тереза почувствовала ужас, сделать нечто подобное, когда её сын добавил:

- Но сначала убедись, что они достаточно обтягивающие, чтобы были видны твои великолепные ноги и талия, мама!

Джеймс рассмеялся, а Тереза сидела ошеломлённая комментариями сына. Спустя некоторое время она рассмеялась вместе с сыном, хоть и не знала почему.

- Медленно повернись, мама.

Тереза закрыла глаза и медленно повернулась, чувствуя на себе восхищённый взгляд сына. Джеймс смотрел на её старые, вышедшие из моды джинсы, которые она надела, и подавил ухмылку. 

- Это было слишком легко, подумал он, она была словно глина в его опытных руках.

Закончив поворачиваться, Тереза открыла глаза и спросила:

- Можно мне сесть, Джеймс?

Он без колебаний ответил:

- Конечно, мама! Прости, я смутил тебя?

Она быстро села напротив сына, благодарная, что её обтянутые джинсами ноги были скрыты от глаз её сына. Тереза попыталась скрыть своё смущение, она чувствовала взгляд своего сына на своих бёдрах и заднице.

Джеймс потянулся к ней и взяв свою мать за руку он тихо сказал:

- Эти джинсы потрясающе смотрятся на тебе, мама.

Он убрал руку и небрежно заявил:

- Если ты хочешь надеть эту старую юбку обратно, то я не против, мама.

Тереза услышала разочарование и холод в последних словах сына, и это напугало её, она не могла смириться с потерей их пятничных вечеров вместе, и она поспешно ответила:

- Нет! Я имею в виду, что не хочу этого, милый.

Он поймал её нервный и испуганный взгляд, читая её до совершенства, и держал долгую паузу, пока она не почувствовала, что теряет его.

- Это прекрасно, мама!

Широкая улыбка её сына вернулась, и он сменил тактику.

- А теперь скажи мне...

Он посмотрел на потолок, словно думал о чём-то.

- ... какой подарок ты хотела бы получить на рождество?

На её лице появилась лёгкая улыбка, она была искренне рада поговорить с сыном обо всём, что он хотел. Тот факт, что он хотел узнать о ней больше, только усиливал её удовольствие. Она нарисовала указательным пальцем вечнозелёное дерево на столешнице, вспоминая свои подростковые годы, а затем продолжила говорить.

Папки с фотографиями были покрыты пылью, и в пятый раз с тех пор, как она достала коробку, она извинилась за этот беспорядок. На её обтянутых джинсами бёдрах лежала старая чёрная папка, с фотографиями милой маленькой девочки и маленькой собачки.

- Как звали эту собаку, мама?

Тереза слегка рассмеялась, вспоминая счастливые времена.

- Бенджи!

Джеймс рассмеялся вместе с ней, скорее из-за того, как всё происходило, а не из-за какой-то тридцатилетней дворняжки. Сначала его мать чувствовала себя неловко прижимаясь ногами к сыну, не говоря уже о том, чтобы сидеть так близко к нему. Но он этого даже не замечал, и казалось, даже наслаждался их близостью. По правде говоря, после того, как она убедилась в его невинности, близость с ним стала приятной.

- Это твоя любимая песня, мама!

Так и есть, он узнал об этом несколько недель назад, песня словно из другой жизни. Тереза чувствовала себя опечаленной, но затем её сын протянул руку и кивнул маме, чтобы она подошла к нему. Она не могла поверить в то, что Джеймс предлагал ей, это заставило её лицо покраснеть, а колени ослабеть. Она не танцевала со своей свадьбы, и даже тогда она танцевала со своим очень пьяным мужем. И она никогда не танцевала под эту песню, долгую, приятную песню, которая предназначалась для романтического вальса в её поздние подростковые годы и в первые годы замужества.

Тереза обнаружила себя в обьятиях сына, и почувствовала, как он обнимает её за талию. Она вдруг расслабилась и позволила своему телу раствориться в обьятиях её высокого сына и в его твёрдой груди, её лицо прижалось к его твёрдой груди, так что она могла слышать его сердцебиение.

Джеймс широко улыбнулся, чувствуя, как его мама растаяла в его обьятиях, чувствуя, как она глубоко вздохнула на его груди. Его ноги едва двигались, пока руки медленно успокаивали спину матери, почти в такт музыке.

Он знал, что женщины любят подобное, любимые песни, рассказы о подростковой сердечной боли и счастливые воспоминания о прошлом. Правда, у его матери было меньше приятных воспоминаний, чем у других его завоеваний, но эти несколько воспоминаний были сильнее и слаще для неё самой.

И всё же лёгкость, с которой она открылась сыну, как будто отчаянно нуждалась в какой-то привязанности, внимании, это всё укрепило его решимость подчинить собственную мать своей прихоти.

Из всех женщин, которыми Джеймс управлял на протяжении многих лет, он понял, что наслаждается самыми зрелыми из своих женщин. У него было много теорий на этот счёт, они не боялись собственного тела и отчаянного желания секса, а также удовольствия от того, что они наслаждаются молодым человеком, который находит их привлекательными.

- Прояви к зрелой женщине немного внимания, и она начнётся заискивать перед тобой, подумав об этом, Джеймс рассмеялся про себя.

Внезапно песня закончилась, и мать и сын оказались в объятиях друг друга посреди тихой гостиной. Джеймс первым разорвал их объятия, держа мать на расстоянии вытянутых рук. В то время как Тереза смотрела, как лань, на своего единственного сына. 

- Я люблю тебя, мама.

- Спасибо тебе за это, Джеймс. 

Её глаза начали слезиться, а подбородок задрожал.

- Можно я тебя поцелую?

Тереза ничего не почувствовала, возможно, слишком ошеломлённая, и не дождалась ответа, её сын наклонился вперёд. Она наблюдала за сыном, пока его губы прижимались к её губам, и она чувствовала, как с болью бьётся её сердце. 

Затем он снова отстранился, опустил руки и слегка рассмеялся.

Она смотрела, как он повернулся в сторону, всё ещё чувствуя себя потрясённой, снова и снова прокручивая в голове этот быстрый поцелуй. Тереза говорила себе, что только любовь её сына спровоцировала этот поцелуй, поцелуй сына с его зрелой матерью. Она убедила себя, что ведёт себя глупо, они уже много недель наслаждаются разговорами друг с другом, в том, что только что произошло, нет ничего плохого.

Что может озадачить даже её сына, так это то, что её не целовали уже много лет, а её муж всегда говорил ей, что её губы хороши только в одном, в сосании члена. Это был её первый поцелуй за много лет, и он был очень приятным. Убедив себя, что в этом нет ничего такого, она позволила удовольствию разлиться по всему своему телу. 

Джеймс повернулся к ней, после того, как выключил музыку, и посмотрел на свою мать, и видел, как она преобразилась. Он позволил своему целомудренному поцелую задержаться всего на несколько секунд дольше, чем полагалось поцелую матери и сына, и после минутного колебания он увидел удовольствие, написанное на её лице.

Это было слишком просто, подумал он.

http://erolate.com/book/3922/108864