Готовый перевод Years Cannot Fill the Ravine of Desire / Жажда, которую годы не могут насытить [❤️]: К. Часть 92

Он открыл кассету и вставил её в магнитофон:

— Послушаем, что поёт.

У Чжун Жуйчжи дома были пластинки зарубежных певцов, он слышал этот мягкий, нежный, дышащий стиль пения. Но Цан Ицзин не слышал, он привык к энергичным прогрессивным песням, никогда не думал, что песни могут быть такими.

Одна строка, восемнадцать поворотов, всё это сладкие слова любви.

Что она пела?

[Лёгкий поцелуй уже тронул моё сердце]

Это напомнило ему их первый поцелуй с Чжун Жуйчжи.

[Ты спрашиваешь, как сильно я тебя люблю?]

Чжун Жуйчжи, слушая, медленно прочитал текст:

— Луна говорит за моё сердце.

Почему он не посмотрел на луну, когда шёл домой?

Луна… что он сказал?

— Поёт прекрасно, — улыбнулся Чжун Жуйчжи. — Кости тают.

Цан Ицзин обнял его за плечи и тоже кивнул:

— Оставь это мне, хорошо?

— Хорошо, — сказал Чжун Жуйчжи. — Послушаем ещё раз?

— Да.

После этого Цан Ицзин всё ещё был занят, даже Новый год не закончился, а он уже уехал в город.

Но почти каждые три-четыре дня он обязательно возвращался домой.

Иногда он приходил в одиннадцать вечера, а уходил в четыре утра, даже Хуан Сюцзюань не замечала, что он приходил.

Он приходил не для чего-то другого, Чжун Жуйчжи тоже не хотел ничего делать или спрашивать, времени на их общение оставалось мало.

Раздевались, затем занимались любовью.

Они занимались любовью постоянно, в их возрасте было много сил для страсти, ненавидели короткие ночи, ненавидели быструю весну, ненавидели, что не могут вобрать друг друга в себя.

Чжун Жуйчжи даже слышал, как стучали кирпичи кана, он спросил:

— Кан не развалится?

— Тогда я буду мягче?

Нельзя, пусть рушится. Давай сделаем это по-настоящему, чтобы запомнить навсегда.

Цан Ицзин зажал в зубах нефритовый кулон на своей шее, поддерживая поясницу Чжун Жуйчжи. Он двигался с безудержной скоростью, не думая ни о чём, кроме того, чтобы достичь той точки, которую оба так жаждали.

Лужа влаги из-за его скорости превратилась в пену, всё стало грязным и мокрым.

Но это не имело значения, даже добавляло некий интерес.

Цан Майфэн вернулся в конце марта. Дела в бизнесе, которые Цан Ицзин взял на себя, шли как по маслу. Хотя он ещё не достиг монополии, о которой мечтал, финансы уже стабилизировались. Благодаря большим инвестициям прибыль была значительной, а возвращённые деньги снова вкладывались. Снежный ком постепенно рос.

По оценкам Цан Ицзина, к концу апреля, перед закрытием рыболовного сезона, он мог бы получить более восьмидесяти тысяч юаней чистой прибыли после возврата пятидесяти тысяч Чжун Жуйчжи.

Эти деньги могли бы поддержать его в период запрета на прибрежный лов, когда он планировал заняться дальним морским промыслом.

Когда Цан Майфэн вернулся домой, Чжун Жуйчжи проявил больше энтузиазма, чем сам Цан Ицзин и Цан Чжэнцай. Он выбежал встретить его, но, увидев Хуан Сюцзюань у входа, сразу же остановился. Спрятавшись за дверью, он стал подглядывать, глубоко тронутый тем, как Цан Майфэн и Хуан Сюцзюань смотрели друг на друга. Их глаза были полны слёз.

Не было бурных объятий, только два слова.

— Вернулась? — спросила Хуан Сюцзюань.

— Да, вернулся, — ответил Цан Майфэн.

Чжун Жуйчжи потянул за рукав Цан Ицзина, затем оглянулся на Цан Чжэнцая и тихо сказал:

— Как же это прекрасно, прямо как в сказке про Влюблённых. Вы можете просто кивнуть и закончить это, не надо портить атмосферу в семье на следующий Новый год.

Цан Чжэнцай глубоко вздохнул.

Цан Ицзин по-прежнему молчал.

Заявление Чжун Жуйчжи на возвращение в город уже находилось на рассмотрении, поэтому в весенних полевых работах он не участвовал. Вместо этого почти не бывавший в деревне Цан Майфэн взялся за мотыгу.

Он не хотел заниматься водным бизнесом, потому что Цан Ицзин смотрел на него с недовольством. Хотя он и был смуглым, в этом вопросе он оказался слишком стеснительным и не решался больше вмешиваться.

Но он ждал, ведь с 1 мая начинался запрет на рыбалку. Вопросы дальнего морского промысла и заказов на вторую половину года неизбежно потребуют его участия.

Тогда он сможет снова работать вместе с ним, поговорить, и, возможно, парень смягчится.

Согласие на заявление от сельсовета Цан Майфэн принёс Чжун Жуйчжи.

Было уже десять утра, а Чжун Жуйчжи всё ещё не вставал.

Он привык вставать рано, но прошлой ночью они с Цан Ицзином засиделись допоздна, а утром снова занялись любовью. Ноги болели, тело было измотано, и вставать не хотелось.

Когда Цан Майфэн вошёл, Цан Ицзин как раз помогал Чжун Жуйчжи надеть обувь.

Он стоял на коленях у кровати, завязывая шнурки.

Цан Майфэн невольно нахмурился. Запах в воздухе был ему слишком знаком.

— Дядя, что привело тебя сюда? — спросил Чжун Жуйчжи, повернувшись к нему.

— Что вы двое тут делаете? — спросил Цан Майфэн. — Чжун Жуйчжи сам не может надеть обувь?

Чжун Жуйчжи сразу же отдернул ногу, собираясь надеть обувь сам.

Но Цан Ицзин резко потянул его ногу обратно:

— Ты ведь уже догадался, не так ли?

— А? — Чжун Жуйчжи потянулся к плечу Цан Ицзина. — Цзин Гэ…

Цан Ицзин выглядел совершенно безразличным:

— Ты не имеешь права меня поучать. Что ты хочешь сказать? О морали? О приличиях? Сначала спроси себя.

Цан Майфэн был так зол, что хотел ударить Цан Ицзина, но Чжун Жуйчжи быстро остановил его.

Он был ростом метр восемьдесят, хоть и слабее Цан Ицзина, но силы у него хватало.

— Дядя, не дерись!

Цан Майфэн, трясясь от гнева, указал на Чжун Жуйчжи:

— Ты мне говорил, что считаешь его родным братом, а сам валяешься с ним в одной постели? Ты, такой правильный мужчина, как ты можешь быть таким бесстыдным, лежать и позволять ему…

Он не закончил, потому что Цан Ицзин ударил его в лицо.

Чжун Жуйчжи испуганно вскочил, чтобы закрыть двери и окна.

Цан Майфэн потирал распухшее от удара лицо:

— За кого ты ударил? За отца? За мать? Или за него?

— За всех, — ответил Цан Ицзин. — Не смей произносить такие грязные слова.

Цан Майфэн усмехнулся:

— Вы двое можете это делать, а я не могу говорить?

— Хватит ссориться! — Чжун Жуйчжи, услышав такие слова, понял, что дальше будет только хуже, и ему стало тяжело на душе. — Это всё моя вина, это я… соблазнил Цзин Гэ.

— Жуйчжи! — воскликнул Цан Ицзин. — Не бери всё на себя. Я ещё не спросил его, не он ли первым соблазнил мою мать.

Цан Майфэн был в ярости. Как он мог так думать? Как он мог использовать слово соблазнил?

http://tl.rulate.ru/book/5573/197264