***
Пятница казалась очень далекой, но она наступила бурно: смокинг, затем ужин, и, наконец, мы с Кайлой уже поднимаемся по парадной лестнице к входу в оперный театр, больше похожий на концертный зал, но он использовался в городе и так, и так. Мы сидели рядом с двумя пустыми креслами, когда погас свет. Они пришли с другой стороны от места, где сидела Кайла, и поскольку они зашли через другой проход, их появление было легко не заметить. Однако моя мама, сидевшая рядом со мной, наклонилась ко мне и прошептала: — Ты очень непослушный мальчик!
Они были рядом со мной, поэтому Кайла не заметила Лэндона и Сиси Дункан, пока не зажегся свет после второго акта. Она схватила меня за руку и наклонилась ближе.
— Посмотри, кто сидит рядом с тобой! — прошептала она. — Что здесь делает твоя мать?
Я оглядел их. Они шаркали ногами и не смотрели на нас.
— Ты видишь, с кем она? — прошипел я в ответ.
Кайла проскользнула взглядом мимо меня и чуть не задохнулась. — Боже мой, это же Лэндон!
Её хватка на моей руке стала болезненной.
— Кайла? Это ты? Боже мой, Кайла, если бы я знала, что у тебя та же идея, что и у меня, мы могли бы приехать в одной машине! — воскликнула моя мама, наклоняясь ко мне, вжимаясь своей полной грудью в мою руку и открывая мне прекрасный вид между грудей. Я провел рукой по низу её сисек, когда они прижались ко мне.
— А, привет, Сиси. — Кайла посмотрела мимо протянутой руки моей матери на шокированное лицо своего сына.
Лэндон взглянул на меня, и я ощутил восторг. Наконец-то я его поймал, после всех этих лет, будучи всегда ведомым. Он, наконец-то, был потрясен чем-то, что сделал я!
— Привет, Лэндон. Мама попросила меня уйти, и я сказал, что у меня свидание. Я и понятия не имел…
— Надеюсь, ты не возражаешь, — сказал он, очень серьезно.
Я обхватил Кайлу рукой и притянул её к себе, или более полно к себе.
— Я надеюсь, и ТЫ не возражаешь, — ответил я. Затем я ухмыльнулся своей самой злобной ухмылкой, которую видела мама, но не видела Кайла. На лице Лэндона что-то промелькнуло, намек на понимание сквозь облако изумленного, возбужденного замешательства. Его рука лежала на ноге моей матери, на внутренней стороне её бедра, под белой тканью, намного выше колена. Он медленно поднимал её выше, пока она не развела ноги, чтобы дать ему доступ. Я подумал, не отказалась ли она одевать трусики, как я и предполагал. По крайней мере, её ноги были голыми.
— Давайте выпьем, — сказала моя мать напряженным, но чистым голосом. Лэндон убрал руку, и я оглянулся, чтобы посмотреть, не смотрит ли Кайла. Так и есть.
Мама продолжила.
— Я знаю, что вы, мальчики, ещё недостаточно взрослые, но на этом званом вечере часто отменяется лимит на выпивку. Никто не собирается принимать жалобы на пьянство несовершеннолетних, ведь здесь мэр, несколько членов городской комиссии, начальник полиции и все такое. — Она сжала мою ногу. — Это меньшее из того, что кого-либо обеспокоит!
***
Она была права больше, чем думала. Мы с Лэндоном пошли в толпу вокруг бара "Шампейн" за выпивкой для наших "девушек" и, выйдя из неё, столкнулись лицом к лицу с Дарлин Эмерсон. Дарлин была на два года моложе нас, ей точно около восемнадцати. Но, конечно, она не настолько взрослая, чтобы пить. Мужчина, за руку которого она держалась, был явно слишком стар для неё. У него были стальные седые волосы и, да, монокль! Я чуть не уставился на него.
Дарлин улыбнулась и сделала реверанс, отпустив руку мужчины.
— Джентльмены, я так рада видеть вас сегодня вечером. Позвольте представить вам Готфрида фон Штрумберга, он из Германии, приехал в наш прекрасный город. Готфрид, дорогой, не мог бы ты принести нам обоим по бокалу шипучки. — Когда мужчина посмотрел на неё, Дарлин мило улыбнулась: — Шампанского, дорогой, шампанского. — Мужчина удалился в толпу, а она взяла нас обоих под руки. Её лицо было красным. — Что вы двое здесь делаете?
Мы с Лэндоном посмотрели друг на друга.
— Мы пришли с нашими матерями.
Дарлин выглядела убитой. Она была едва узнаваема. Её мать была известной затворницей, богатой, если верить слухам, но подавляющей и доминирующей из-за серо-черного занавеса, своего рода местная версия доброй королевы Виктории. Её дети были вежливыми, такими же подавленными и застенчивыми, но совершенно гениальными. Каждый из пяти детей Эбигейл Эмерсон добился академических успехов и большой известности в различных областях, на которые я не обращал внимания. Дарлин была самой младшей. Обычно она носила свои прекрасные каштановые волосы прямыми, но сегодня она была одета как Маленькая Бо Пип (маленькая девочка, на время потерявшая своих поросят – персонаж английского стихотворения/песенки – прим.пер.) — по-настоящему! Как в первый день в школе она надела чепчик. Несмотря на все старания, и что бы она ни надела, её грудь излучала такой сексуальный призыв, который никакая маскировка не могла опровергнуть. Однако перед нами стояла девушка, которая, казалось, слишком старалась выглядеть старше своих 18 лет. Она была ниже меня на четыре дюйма, но плотного телосложения, с большими бедрами, но приятной узкой талией. У неё были каштановые волосы, большая грудь и объемные, но стройные ноги. Но больше всего в ней поражала её белая, идеальная, полупрозрачная кожа и нежно-розовые, полные чувственности губы. Она была причесана грубовато и накрашена тенями для век и подводкой, но её манеры принадлежали светской женщине, хорошо обученной эротическим искусствам. Ни Лэндон, ни я никогда не задумывались о том, что Дарлин Эмерсон знает, что такое эротическое искусство, но вскоре мы узнали, что сильно ошибались на этот счет. До этого момента она отрицала свою чувственность во всем.
Теперь, однако, попытки отрицания своей сексуальности полностью отсутствовали. На ней было короткое облегающее черное платье, туфли на высоких каблуках и черные чулки с вытканной на них сценой. Я мог различить лошадь и коляску вдоль плоской стороны её сладострастного бедра, которое короткое черное платье совсем не прикрывало. Её пухлые губы были такого ярко красного цвета, что ими можно было наэлектризовать. Грудь была практически обнажена и виднелась сквозь марлевую черную ткань, совершенно голая, без лифчика. Я ясно видел её огромные ореолы сквозь темную пелену и не мог удержаться: я буквально уставился на её сочные сиськи. Юбка не скрывала темноту лобка и не приглушала свет, сияющий между её ног сзади. Её тело было полностью очерчено, подчеркнуто и готово к тому, чтобы его трахнули. Ничто в ней не игнорировало эту возможность и даже не пыталось намекнуть на то, что она намеревается сделать что-то иное, кроме как провести наполненный страстью момент, лежа на своей красивой спине с раздвинутыми ногами и поднятыми в воздух ступнями… для мужчины за моноклем.
— Пойдемте со мной! — Дарлин схватила нас за руки и потянула прочь от толпы в небольшую галерею, где были выставлены маленькие обнаженные статуи, освещенные со спины на пьедесталах, покрытых рубиновым или лесным красным бархатом. — Вы никому не должны говорить, что видели меня здесь. Я отсосу вам обоим, если вы пообещаете не рассказывать!
Я взглянул на Лэндона, и мы вместе кивнули. Предложение было настолько неожиданным и настолько несвойственным для этой девушки, которую мы считали подавленной и невинной, предназначенной для интеллектуального, но бесполого величия, несмотря на её эротическую привлекательность, что ни у кого из нас не хватило ума противостоять стечению обстоятельств, по которым она, казалось, плыла с чувственной легкостью и уверенностью.
Дарлин встала на колени, расстегнула брюки Лэндона и вытащила его набухающий хуй из ширинки. Обтягивающая юбка задралась, открывая бледные ягодицы и их глубокие, полные складки. Она обхватила хуй Лэндона ртом, сразу же глубоко вобрав его в себя. Очевидно, это девушка давно не была невинным ребенком. Лэндон застонал. Он посмотрел на меня и махнул рукой. Он всё ещё держал два бокала шампанского в дрожащих руках. Он отпил из одого и посмотрел на меня. Я ушел с принесенным шампанским.
Я отнес два бокала нашим женщинам, которые стояли во взаимном молчании у балкона. Отпросился в туалет, где Лэндон, "предположительно", опередил меня, и пробрался сквозь ропщущую толпу.
Вернувшись в галерею, я обнаружил, что хуй Лэндона уже введен в тело Дарлин. Она наклонилась, держась за колонну, её лицо было повернуто к маленькой бронзовой фигурке обнаженной Евы. Миниатюрная женщина, порождение всех грехов, смотрела в глаза змею, когда вкушала плод с дерева познания Добра и Зла. Черное платье Дарлин, которое и так ничего не скрывало, сбилось вокруг талии, а Лэндон держал её за бедра и сильно долбился в её пиздёнку сзади. Дарлин хрюкала и стонала. Она посмотрела на меня и вздрогнула в момент кульминации, кусая губы и тихо вскрикивая в приглушенной тишине.
Лэндон застонал, вошел в неё полностью и кончил вместе с ней. После паузы он вытащил свой хуй из её пизды и вытер его о внутреннюю поверхность бедра. От них пахло сексом, удовлетворяющим, насыщающим сексом. Она оглянулась на Лэндона.
— Ты обещал. Он ведь не расскажет обо мне! — Затем она посмотрела на меня и улыбнулась. — Прелюдия! — сказала она ярко и выпрямилась, разглаживая свою черную юбку.
Лэндон кивнул, занятый тем, что заправлял свой обмякший хуй обратно в брюки. Дарлин поправила платье, повернулась и, наклонившись к нему, поцеловала его в губы. На его губах остался отчетливый отпечаток красной помады. Она открыла сумочку, достала носовой платок и вытерла его губы, пока они не очистились от следов её поцелуя. Она ушла, не оставив и следа от той подавленной ботанки, что было её репутацией в школе. Её бедра блестели от жидкости любви, вытекающей из её пизды.
Лэндон быстро объяснил, что только что произошло. Она была восемнадцатилетней старшеклассницей и, очевидно, подсела на крючок. Её отец потерял их деньги на рынке, и ей пришлось заниматься проституцией, чтобы восполнить потерю средств на колледж. По-моему, это звучало не очень убедительно, и где она нашла время, чтобы объяснить ему все это с полным ртом хуя, но Лэндон, казалось, охотно поверил в это, и поскольку он получил от неё секс за нас обоих, я был готов оставить все как есть. В конце концов, я ебал его мать — можно сказать, что это уравновешивалось тем, что его хуй был внутри моей матери, но почему-то это не казалось эквивалентным, даже мне. Тем не менее, он поклялся мне молчать, и мы пошли на встречу с нашими матерями. Что-то в его манере поведения показалось мне любопытным, но я оставил это без внимания. У нас была другая "рыбка для жарки", или, в зависимости от ситуации, другие женщины, которых нужно было отжарить. Список милф был не о равенстве, Бог не создает людей равными, Брент был тому доказательством. Я усмехнулся и последовал за Лэндоном из галереи.
http://erolate.com/book/2021/56183