Пань Жугуй вышел из зала Минли и направился к вратам Дуаньчэн. По обе стороны от него шагали гвардейцы в парчовой одежде, молчаливые, как цикады зимой. После того, как Пань Жугуй встал и объявил устный приказ императора Сяньдэ, стражники незамедлительно приступили к его исполнению.
Шэнь Цзэчуаню заткнули рот кляпом, завернули в толстую стеганую фуфайку и поставили на колени, наклонив корпус так, чтобы голова касалась земли.
Чувствуя порыв холодного ветра, Пань Жугуй наклонился, чтобы понаблюдать за состоянием Шэнь Цзэчуаня. Прикрыв рот рукой, он несколько раз кашлянул и тихо сказал:
— Ты так молод, но все же настолько бесстрашен, что не побоялся разыгрывать драму перед самим императором. Если бы ты только что честно признался в измене Шэнь Вэя, то, возможно, выжил бы.
Шэнь Цзэчуань крепко зажмурил глаза. Его одежда уже насквозь промокла от холодного пота.
Пань Жугуй выпрямил спину и отдал приказ:
— Приступайте!
Выстроившиеся с обеих сторон гвардейцы в унисон закричали:
— Поднять палки!
Затем раздался еще один оглушительный рев:
— Бейте!
Но прежде, чем эти слова вырвались из их уст, обернутая жестяным листом палка с зазубринами со свистом обрушилась на Шэнь Цзэчуаня и нанесла ему тяжелый удар.
После трех ударов он услышал еще один крик:
— Бейте сильнее!
Мучительная боль обжигала тело, подобно огню. Избиение лишило Шэнь Цзэчуаня возможности двигаться, и все, что ему оставалось, — впиваться зубами в окровавленный кляп. У него во рту уже собралось много крови, но он не мог ее проглотить, поэтому ее медно-соленый вкус продолжал заполнять его рот. Шэнь Цзэчуань держался на последнем дыхании, а его широко открытые глаза щипало от стекающего по лицу пота.
Небо затянуло серыми тучами и повалил неутихающий снег.
Порка — не та работа, с которой мог бы справиться любой желающий. Как гласила поговорка: «Обморок от двадцати ударов, хромота от пятидесяти»; пороть человека можно было по-разному. Как правило, это было семейное ремесло, передававшееся из поколения в поколение. Обучиться ему было не легче, чем какому-либо другому. Более того, эта работа требовала не только хороших навыков боевых искусств, но и проницательного глаза. Опыт порщиков в этом деле позволял понять по выражению лица старшего дворцового евнуха-блюстителя этикета, кто должен получить поверхностные раны, а кто серьезные внутренние повреждения.
廷杖 (tíngzhàng) тинчжан — наказание сановников батогами во дворце (особенно часто при дин. Мин). Бато́г — палка, толстый прут для телесных наказаний в старину.
Сегодняшним указом императора Сяньдэ была смерть через порку, и Пань Жугуй намеревался исполнить его с особым усердием. Для Шэнь Цзэчуаня это означало только одно: тот, кто должен, сегодня умрет. Исполняющие приказ парчовые стражники пустят в ход свои особые навыки, и по истечении пятидесяти ударов он будет приведен в исполнение.
Пань Жугуй как раз прикидывал время, когда заметил, что голова Шэнь Цзэчуаня поникла и он застыл в бездвижии. Он убрал руку с грелки и уже собирался что-то сказать, как увидел возникший на тропинке зонтик, под которым неспешно шла красавица в дворцовом наряде.
Хмурые тучи на лице Пань Жугуя мгновенно рассеялись, сменившись яркой улыбкой. Но не успел он шагнуть вперед и склониться в приветствии, как расторопный евнух подле него уже подбежал и вытянул руку, чтобы поддержать подошедшую девушку.
— Мое искреннее почтение Третьей молодой госпоже. Сегодня так холодно, а вы проделали такой путь из дворца, — сказал Пань Жугуй, сделав два шага вперед. — Если у Ее Величества Матери-Императрицы есть какие-либо указания, вы могли бы просто кого-то послать, чтобы они сообщили.
Хуа Сянъи слегка приподняла руку, приказывая парчовым стражникам прерваться.
Облик девушки излучал врожденную нежность и красоту. Все эти годы Мать-Императрица держала девочку рядом с собой, занимаясь ее воспитанием. Черты ее лица напоминали черты Матери-Императрицы, когда последняя была молода. Хотя она называлась Третьей госпожой из клана Хуа в Дичэн, все знали, что она была госпожой во дворце. Даже сам император относился к ней, как к младшей сестре.
Хуа Сянъи мягко спросила:
— Гунгун, тот, кто лежит на земле, ㅡ это сын клана Шэнь из Чжунбо, Шэнь Цзэчуань?
公公 (gōnggōng) Гунгун - обращение к придворному евнуху.
— Да, он самый, — подтвердил Пань Жугуй. — Его Величество только что издал указ забить его палками до смерти.
— Его Величество ранее рассердился, — произнесла Хуа Сянъи. — Если Шэнь Цзэчуань умрет, то мы никогда не докопаемся до сути измены Шэнь Вэя. Ее Величество Мать-Императрица недавно прибыла в зал Минли и Его Величество прислушался к ее уговорам, так что его гнев постепенно утих.
— Ох, — Пань Жугуй состроил обеспокоенный вид, — Его Величество всегда внимает советам Матери-Императрицы. Ранее он был в такой страшной ярости, что я не посмел промолвить ни слова.
Хуа Сянъи понимающе улыбнулась:
— Его Величество велел его «выпороть». Разве это не то, что вы сделали?
Пань Жугуй улыбнулся в ответ.
— Это верно. Я был в такой спешке, когда услышал слово «пороть», что сразу же поторопился исполнить указ и хорошенько поколотил этого парня. И все же... Могу я узнать, как теперь с ним поступить?
Взгляд Хуа Сянъи переметнулся на Шэнь Цзэчуаня.
— Перед повторным судом императора, сначала оттащите его обратно в тюрьму. Жизнь этого ребенка имеет большое значение. Я рассчитываю, что Гунгун передаст его превосходительству Цзи, чтобы он хорошо о нем позаботился.
— Это само собой разумеется, — заверил Пань Жугуй. — Цзи Лэй не посмеет притворяться глухим перед увещеваниями молодой госпожи.
С этими словами Пань Жугуй посмотрел на придворного евнуха:
— Погода сегодня холодная и улицы скользкие... сяо-Фуцзы, помоги молодой госпоже добраться обратно. Не позволь ей упасть!!
В данном случае приставка Сяо 小 (хiǎo) выступает в роли ласкательного префикса; сяо — маленький, младший. Сяо-Фуцзы — маленький Фуцзы (никак не связано с фамилией клана Сяо 萧 [хiāo]).
Как только Хуа Сянъи ушла, Пань Жугуй обернулся и обратился к выстроившимся в два ряда парчовым стражникам:
— Его Величество приказал его выпороть, что мы и сделали. Все услышали слова Третьей молодой госпожи: таково желание Матери-Императрицы. Возвращайтесь и передайте Цзи Лэю, что в этом деле полно бессмертных. Если с мальчишкой что-то случится под его надзором...
神仙打 (Shénxiān dǎ) шэньсянь да — поединок бессмертных; также относится к поговорке: «Небожители дерутся, смертные страдают».
Пань Жугуй приставил кулак ко рту и, кашлянув, продолжил:
— Даже если сам Нефритовый Император сойдет на землю, ему не сносить головы.
天王老子 (Tiānwáng lǎo zi) Тяньван Лао-цзы или Нефритовый Император. В данном случае Пань Жугуй сравнивает Нефритового Императора с императором Сяньдэ, подразумевая, что слова Вдовствующей императрицы имеют больше влияния.
Немного погодя сяо-Фуцзы вернулся, чтобы сопроводить Пань Жугуя. Идя по длинной тропе он огляделся и, не заметив никого поблизости, полушепотом спросил:
— Досточтимый старейшина, мы так просто его отпустили. Неужели Его Величество император нас не накажет, когда мы вернемся?
Пань Жугуй ступил по снегу и произнес:
— В глубине души Его Величество знает, что в произошедшем нет нашей вины.
Он сделал несколько неспешных шагов, и снежинки проникли за его меховой воротник.
— Обещание стоит тысячу золотых. Для императора изменить приказ ㅡ значит дать усомниться в надежности своих решений. После вторжения Двенадцати племен Бяньша Его Величество перенес еще один приступ тяжелой болезни. В эти несколько дней он подумывает о том, чтобы присвоить Третьей молодой госпоже титул принцессы, лишь бы угодить Матери-Императрице. На данный момент Его Величество находится в таком положении, что любое требование Матери-Императрицы, не говоря уже о спасении жизни ребенку, он будет вынужден безропотно принять.
Пань Жугуй слегка повернулся и, покосившись на сяо-Фуцзы, спросил:
— Ты когда-нибудь видел, чтобы Мать-Императрица меняла приказы?
Независимо от обстоятельств, истинным господином был тот, кто придерживается своих слов.
Шэнь Цзэчуань бредил от лихорадки. В один момент ему казалось, что он видит перед собой Цзи Му, умирающего на его глазах, а уже в следующий он видел себя все еще живущим в Дуаньчжоу.
Ветер в Дуаньчжоу медленно раздувал знамя. Шиньян подняла занавеску и вышла, держа в руках белую фарфоровую миску, полную пельменей из тончайшего теста, плотно набитых начинкой.
— Скажи своему брату, чтобы возвращался домой! — крикнула шиньян. — Поторопись! И чтобы к обеду были здесь!
Шэнь Цзэчуань перепрыгнул через лестничные перила и подбежал к своей шиньян. Одарив ее игривой улыбкой он выхватил из миски пельмень и, засунув его в рот, резво убежал. Пельмень был таким обжигающе горячим, что пришлось шумно вдыхать через рот, чтобы поскорее его остудить. Когда он вышел за дверь, то увидел сидящего на лестнице шифу, Цзи Гана. Перешагнув через несколько ступеней, он присел рядом с ним.
Цзи Ган слегка повернулся к нему, шлифуя камень в руке. Зыркнув на Шэнь Цзэчуаня, он неодобрительно цыкнул:
— Оболтус! Неужто пельмени ㅡ это какая-то ценность? Посмотри на себя! Так сильно их любишь, что никак не наешься? Зови сюда своего гэ и я отведу вас в таверну «Юаньян лоу», поедим от души.
鸳鸯楼 (Yuānyāng lóu) таверна (обычно в несколько этажей), о которой упомянул Цзи Ган, носит название «Утки-мандаринки». Юаньян лоу ㅡ это разновидность жилья для краткосрочного пользования и временного проживания.
Шэнь Цзэчуань не успел ответить, как шиньян схватила Цзи Гана за ухо, причитая:
— Воротишь нос от пельменей? Вперед! Если ты так богат, почему не собрал свадебный выкуп для сына? Так и будешь тянуть этих двух прохиндеев до старости!
Шэнь Цзэчуань громко расхохотался. Спрыгнув со ступенек, он помахал своим шифу и шиньян и выбежал в переулок, чтобы найти своего гэ Цзи Му.
Шэнь Цзэчуань побежал по длинной улице. С неба неожиданно посыпались крупные снежные хлопья, из-за чего ему не удавалось ничего разглядеть. Чем дальше он шел, тем холоднее ему становилось.
— Гэ! — выкрикнул Шэнь Цзэчуань, беспорядочно метаясь по улицам.
— Цзи Му! Пошли домой, обед уже готов!
Постепенно его окружил стук лошадиных копыт. Обильный снегопад застлал пеленой его взор. Шэнь Цзэчуань прислушался к звукам лошадиных копыт, но в округе не было видно ни единой души. Затем он услышал звуки сражения, и горячая кровь брызнула ему в лицо. Ноги Шэнь Цзэчуаня пронзила острая боль, и в долю секунды он оказался прижатым к земле.
Перед ним предстал незнакомый мертвец. Дождь из стрел засвистел на ветру. Человек на его спине был тяжелым, а густая и теплая жидкость, вытекающая из ран мертвеца, стекала по шее и щекам Шэнь Цзэчуаня.
На этот раз он знал, что это за влага…
Оказалось, что в тюремной камере он был не один. Подручный зажег масляную лампу и как раз собирал грязные вещи.
Шэнь Цзэчуань почувствовал сильную жажду, и подручный, казалось, догадался об этом. Он налил ему миску холодной воды и поставил ее на бортик кровати. Шэнь Цзэчуаня бросало то в холод, то в жар. Его дрожащие пальцы медленно двинулись к миске, и когда он потянул ее на себя, половина воды расплескалась.
Никто не проронил ни слова, и после ухода подручного Шэнь Цзэчуань вновь остался в одиночестве. Он продолжал бредить, время от времени возвращаясь в сознание, а затем снова погружаясь в кошмар. Казалось, что эта ночь никогда не закончится, и он не сможет дождаться рассвета.
Когда подручный вернулся, чтобы сменить Шэнь Цзэчуаню повязки, тот уже более-менее бодрствовал. Цзи Лэй посмотрел на него через решетку и сказал грубым, презрительным голосом:
— Везучий ублюдок. И вправду, бедствию суждено продлиться тысячу лет. Мать-Императрица спасла твою шкуру, но ты даже не знаешь причины.
祸害遗千年 (Huòhài yí qiānnián) фразеологизм «бич тысячелетия», относящийся к поговорке: «хорошие люди живут недолго, а бедствия процветают тысячи лет».
Шэнь Цзэчуань даже не стал поднимать головы.
— Я знаю, что твой шифу — Цзи Ган, ныне скрывшийся в Цзянху. Двадцать лет назад мы были братьями по ученичеству и вместе служили парчовыми стражниками в Цюйду. Полагаю, тебе неизвестно, но когда-то он занимал должность заместителя командира дивизии парчовых стражников третьего ранга. Я, как и он, владею фамильной техникой рукопашного боя клана Цзи.
江湖 (Jiānghú) дословно: реки и озера (также скитание, уединение). В романах о боевых искусствах (сянься) Цзянху — боевые братства, которые не принимали власть, контроль со стороны государственных чиновников, командование и правовые ограничения. Можно сказать, что это общество, члены которого выстраивают все взаимодействия исключительно с точки зрения силы (в основном боевых искусств), не беспокоясь о таких вещах как еда, одежда или жилье.
Это утверждение заставило Шэнь Цзэчуаня поднять глаза.
Цзи Лэй открыл дверь тюремной камеры и подождал, пока подручный уйдет. Когда они остались одни, он сел на стул рядом с кроватью Шэнь Цзэчуаня.
— Позже он совершил преступление, за которое его должны были обезглавить. Но прежний император был благосклонен и не стал его убивать, сослав за перевал Гуанма, — Цзи Лэй уперся локтями в колени и подался вперед, одарив Шэнь Цзэчуаня зловещей ухмылкой.
— Твой шифу не блещет талантом, однако никчемыш оказался слишком удачлив. Угадай, как он выжил? Точно так же, как ты сегодня, он воспользовался связями твоей шиньян. Предполагаю, что ты и не догадываешься, кто она? Что ж, давай я поведаю... Твою шиньян зовут Хуа Пинтин. В составе Цюйду находятся восемь городов Цэньнаня, и в их числе семья Матери-Императрицы ㅡ семья Хуа из города Дичэн. Так что на сегодняшний день именно благодаря происхождению твоей шиньян Мать-Императрица тебя пощадила.
Цзи Лэй наклонил голову и прошептал:
— Но кто знал, что твоя шиньян уже умерла во время военного хаоса? Как я и сказал, Цзи Ган никчемный ублюдок. В первый раз его сердце разбилось двадцать лет назад со смертью отца. А сейчас, спустя годы, гибель жены и сына вновь сокрушила его. Ты же знаешь, кто главный виновник? В глубине души ты лучше всех понимаешь, что преступник ㅡ Шэнь Вэй!
Дыхание Шэнь Цзэчуаня стало прерывистым.
— Шэнь Вэй открыл линию обороны у реки Чаши, и кавалерия Бяньша беспрепятственно вторглась туда. Вражеская сабля перерезала горло твоей шиньян, но то, что произошло перед этим, уже превратило существование Цзи Гана в сущий кошмар.
— Когда Дуаньчжоу попал в руки врага, ты сказал, что тебя спас старший брат, — Цзи Лэй откинулся на спинку стула и, принявшись рассматривать свою ладонь, небрежно продолжил:
— Цзи Му, да? Цзи Ган вырастил тебя, наблюдая за твоим взрослением. Естественно, что Цзи Му был для тебя как старший брат. Он был единственным сыном Цзи Гана и наследником клана Цзи, но из-за тебя и Шэнь Вэя он тоже умер. Пронзенный тысячей стрел, он остался лежать у воронки Чаши, истерзанный подковами бяньшанской конницы. Интересно, что бы чувствовал Цзи Ган, если бы он был еще жив и ему пришлось забирать труп его сына?
Шэнь Цзэчуань внезапно вскочил, но Цзи Лэй с легкостью швырнул его обратно на лежанку.
— Шэнь Вэй предал страну и вступил в сговор с врагами. Ты должен оплатить этот долг. Сегодня, когда ты пытаешься выжить, бесчисленные призраки невинно погибших в Чжунбо стенают! Скажи, когда ты закрываешь глаза по ночам, ты различаешь, кто среди этой толпы мертвецов твоя шиньян и твой шифу? Ты все еще жив, но жить такой жизнью гораздо мучительнее, чем умирать. Сможешь ли ты простить Шэнь Вэя? Если ты так поступишь и поможешь его оправдать, то предашь семью своего шифу. Несмотря ни на что, Цзи Ган — благодетель, который тебя вырастил и воспитал. Неужели так ты оплатишь за его доброту?
— Кроме того, даже если ты продолжишь влачить свое жалкое существование, в этом мире больше нет никого, кто бы мог тебе посочувствовать. Как только ты прибыл в Цюйду, ты занял место Шэнь Вэя. Народ сейчас в ярости, и тех, кто ненавидит тебя всем нутром, не сосчитать. Так или иначе, ты обречен умереть. Так почему бы тебе не признать свою вину перед лицом Императора и не раскрыть ему правду об измене Шэнь Вэя, тем самым утешив душу твоего шифу на небесах...
Цзи Лэй внезапно замолчал, увидев, что Шэнь Цзэчуань, которого прижали к деревянной лежанке, широко улыбается, а на жалком побледневшем лице заключенного появилась зловещая холодность.
— Шэнь Вэй не вступал в сговор с врагами, — процедил Шэнь Цзэчуань сквозь сжатые зубы.
— Шэнь Вэй никогда не вступал в сговор с врагами!
Стоило Цзи Лэю услышать подобный ответ, как он схватил Шэнь Цзэчуаня за грудки и с силой ударил об стену. В тюремной камере раздался хлопок, а затем посыпалась пыль, заставляя Шэнь Цзэчуаня закашляться.
— Существует множество способов лишить тебя жизни, — рявкнул Цзи Лэй. — Маленький неблагодарный ублюдок. На этот раз тебе повезло, и ты сохранил свою жизнь. И теперь ты по ошибке решил, что сможешь пережить сегодняшний день?
Развернувшись, он потащил Шэнь Цзэчуаня к тюремной двери и пинком распахнул ее, направившись к выходу.
— Я беспристрастен в исполнении своих обязанностей и подчиняюсь приказам Матери-Императрицы. Но в Дачжоу есть много людей, которые могут поступать, как им вздумается, невзирая на власть. Раз уж ты такой глупый, то я приму во внимание твои пожелания. Желаешь, чтобы тебе помогли умереть? Радуйся! Этот человек уже здесь!
Городские ворота Цюйду внезапно широко распахнулись, и из-за них с грохотом, похожим на громовые раскаты, стремительным галопом ворвалась колонна черных как смоль всадников в железных доспехах.
Шэнь Цзэчуаня оттащили на середину дороги, а парчовые стражники расступились в разные стороны, освобождая дорогу для кавалерии в тяжелых доспехах.
Либэйский cокол неторопливо парил в небесах, а звуки лязгающих доспехов барабанной дробью отдавались в груди заключенного. Стук копыт приближался. Открыв глаза, Шэнь Цзэчуань увидел предводителя железных всадников, несущегося прямиком на него.
Конь под тяжелыми доспехами был похож на свирепого зверя, пыхтящего клубами пара. Всадник был в опасной близости от Шэнь Цзэчуаня, грозясь растоптать его, но внезапно он потянул за поводья. Копыта коня высоко поднялись, и он встал на дыбы. К тому времени, когда он остановился, человек на спине коня уже развернулся и спешился.
Цзи Лэй шагнул вперед и громко поприветствовал:
— Сяо...
Мужчина даже не взглянул на Цзи Лэя и направился прямиком к заключенному. Шэнь Цзэчуань успел только раздвинуть свои кандалы, как этот человек с молниеносной скоростью ударил его ногой прямо в грудь!
Сила этого удара была настолько велика, что Шэнь Цзэчуань даже не успел подготовиться, чтобы смягчить отдачу от импульса. Как только он открыл рот, из него брызнула кровь. В следующее мгновение его тело повалилось на землю, и он ощутил, как все его внутренности выворачивает наизнанку.
http://erolate.com/book/3333/81805