Готовый перевод Все думают, что он ничтожество / 10 000 человек считают его грязью [BL]: 19.2. Возвращение к корням

19.2. Возвращение к корням.

Янь Цю безразлично смотрел на Фу Шуанчи, в его сердце не было ни малейших пульсаций. Он не хотел иметь ничего общего с этой семьёй. Что касается завещания, то оно не имело к нему никакого отношения.

Фу Шуанчи привык к отсутствию реакции у Янь Цю. Он развернул завещание и стал его зачитывать.

Завещание было длинным, поэтому он озвучивал только некоторые позиции.

[Я, Фу Цзяньтин, настоящим завещаю, чтобы моим имуществом распорядились следующим образом…

…]

Закончив читать, Фу Шуанчи сложил листы, и поинтересовался: “Второй брат, ты заметил, что о тебе в нём не упоминается?”

“Ну и что, если ты часть их родословной? Ну и что, если ты их биологический сын? Как ты мог заметить, любят они только меня”.

“Янь Цю. Ни сейчас, ни раньше – тебя никто никогда не любил”.

Не смотря на то, что Янь Цю всеми силами старался не обращать внимания на его слова, услышав эту фразу, он на миг дрогнул.

Что-то устремилось от его сердца к горлу, и вскоре он почувствовал знакомый сладковатый вкус крови во рту.

“Тогда… зачем вы вообще забрали меня?”

Даже зная, что впереди его ждёт капкан с ржавыми шипами, он всё равно не смог удержаться от вопроса, который долгое время прятал в сердце.

Если тебе он не нравится, то зачем возвращать его обратно и держать рядом?

Он уже не ждал семейной привязанности.

Зачем давать надежду, а затем безжалостно её отбирать?

“Зачем? – Фу Шуанчи сделал вид, что вспоминает, – изначально, они планировали сделать вид, что не знают об ошибке, но…”

Фу Шуанчи сделал паузу, и в его глазах мелькнули странные эмоции: “Дедушка был против”.

“Он настаивал на том, что кровь семьи Фу не может оставаться снаружи”.

Фу Шуанчи усмехнулся: “Итак, второй брат, тебе следует вернуться и повидаться с дедушкой завтра. Как-никак, он единственный в семье, кто проявил к тебе немного сердечности”.

Кровавое дыхание становилось всё тяжелей и тяжелей. И как раз в этот момент, на Янь Цю налетел холодный ветер, и он не смог удержаться от кашля.

Его желудок, который был спокоен несколько дней, начал пульсировать, принося такую боль, что она почти сгибала и ставила Янь Цю на колени.

Но при мысли, что Фу Шуанчи здесь, Янь Цю, ни в коем случае, не мог склонить голову.

Поэтому он молча проглотил кровь, почти хлынувшую из горла, и постарался встать прямо.

Но посмотрев на Фу Шуанчи он увидел, что тот прислонился к стене, а его глаза были полны сочувствия.

“Янь Цю, мне чуть-чуть жаль тебя”.

Янь Цю захотелось смеяться, услышав это.

Янь Цю, Янь Цю.

Возможно, все трагедии в его жизни, были предопределены с рождения.

Семья Янь не удосужилась тщательно выбрать ему имя, и поскольку он родился осенью, его назвали Янь Цю. (п\п 秋 \ Цю – осень)

[Повсюду листья кружат и с шелестом падают вниз, На бесконечной Янцзы неустанно волны бурлят Осенняя роса иссушает кленовый лес Ущелье Ущань пустынно и угрюмо – это осень…]

Читая в детстве “Триста танских поэм”, он спросил у тётушки: все ли поэмы об осени такие унылые?

Осень – это плохо?

Тётушка обняла его и ответила – нет.

Она сказала, что есть поэмы восхваляющие осень. Великий поэт Лю Юйси однажды сказал: [С древности самой встречали осень скукою и печалью. Я же скажу, что осени время лучше поры весенней.]

“Осень – время урожая и надежды”.

“Осень красива, как и сяо Цю”.

В то время Янь Цю верил в это, но повзрослев понял, что так думала только его тётушка.

Но…

Разве это не должно быть жизнью Фу Шуанчи?

Почему, в итоге, жалок именно он?

Он не делал ничего плохого для этого мира, но все кого он встречал, его недолюбливали.

Всё было неправильным с самого начала?

Из-за постоянно меняющихся эмоций – от великой радости, до великой потери, в глазах Янь Цю потемнело. Кровь продолжала наполнять его рот, и ему с трудом удавалось её сглатывать.

Он уже достаточно уродлив.

Он не хотел, чтобы Фу Шуанчи растоптал остатки его самоуважения.

“Ох, – Фу Шуанчи внезапно вздохнул и посмотрел на него, – глядя на тебя сейчас, я действительно не могу не рассказать тебе ещё кое-что”.

Его тон казался сочувствующим, однако его слова не останавливались: “Янь Цю, ты помнишь как была повреждена твоя рука?”

Услышав эти слова, Янь Цю поднял взгляд и вцепился пальцами в стену, чтобы не упасть.

Как он мог не помнить?

Это случилось после того, как Фу Цзяньтин выгнал его из компании из-за ошибки в документе.

В особняке Фу ему целыми днями было нечего делать, поэтому он брал резак и вырезал несколько изделий, а затем ходил с ними на антикварный рынок.

Однажды он встретил там пожилого мужчину, которого очень заинтересовали его работы. Каждый раз приходя на рынок, они перекидывались несколькими фразами и потом подружились.

В то время, самым большим его удовольствием, помимо резьбы по дереву, было ходить на антикварный рынок и общаться с этим пожилым мужчиной.

Но однажды они заболтались и забыли о времени. Когда Янь Цю шел домой было уже темно и он попал в автомобильную аварию.

В результате аварии у него произошёл обширный разрыв мышц на правой руке. Она потерял гибкость, и он не мог долго работать ею. Это стало сокрушительным ударом для него.

После этого Янь Цю долгое время не прикасался к дереву.

Лу Жуань тогда увидела его неправильное состояние, и предложила устроить банкет на день рождение, надеясь, что он возьмёт себя в руки.

“Что ты имеешь в виду?”. Многочисленные фрагменты мелькали в его голове, постепенно складываясь в полную картину.

Он потрясённо посмотрел на Фу Шуанчи.

Фу Шуанчи с улыбкой кивнул ему: “Верно, это был я”.

“Фу! Шуан! Чи!”.

Янь Цю казалось, что в его голове взорвалась бомба.

Он хотел что-нибудь сделать, но в его голове было абсолютно пусто. Он не мог даже дать инструкций свое телу, и просто стоял в оцепенении.

Его душа будто покинула тело на мгновение.

Он не мог контролировать своё тело, и ему оставалось только стоять, и с ненавистью смотреть, как Фу Шуанчи открывает и закрывает свой рот.

“Я больше не могу это скрывать, – продолжая улыбаться, говорил Фу Шуанчи, – на самом, мама тоже знает об этом. Я был так напуган, когда “случайно” столкнулся с тобой в тот день, что пошёл и признался её. Угадай, что она сказала?”

Конечно ответа не последовало.

“Она велела никому об этом не говорить, а после отправила мою машину в ремонт”.

“Тот банкет должен был пройти без тебя, они вообще не собирались публично признавать тебя. Мама пригласила тебя на него, только из-за чувства вина за аварию”.

“Но в этом нельзя винить маму, ведь ты, второй брат, действительно…”

“Слишком уж похож на шутку”

Янь Цю думал, что даст ему пощёчину, как героиня дорамы, или бросится на него, подерётся и умрёт с ним вместе.

Но нет. Ничего.

Он просто стоял на месте, не в силах даже сделать шаг.

Сердце и рот стали деревянными, неподвижными.

Это оказалось настолько невозможно больно, что он перестал чувствовать боль.

“Итак…”

Янь Цю только собирался заговорить, как услышал голос Лу Жуань: “Сяо Чи”

Сейчас зима, но Лу Жуань была в замшевых туфлях на тонком каблуке, и неровная земля в переулке, казалось, вызывала у неё недовольство, потому она шла с хмурым выражением лица.

Остановившись у калитки и увидев, что они не ссорятся, она вздохнула с облегчением.

“Сяо Цю”.

Похоже, она всё ещё была раздражена вчерашним инцидентом, и её отношение было отстранённым, но она продолжала старательно играть роль хорошей матери: “Почему ты живёшь в подобном месте? Прекращай дурачиться, через некоторое время я приглашу компанию по переездам, и она перевезёт твои вещи в южный район”.

“Мне это не нужно” – ответил Янь Цю, с трудом сдерживая дыхание.

“Ты.., – Лу Жуань вздохнула, видя его упрямство, – мама хотела сюда приехать сама, но Шуанчи настаивал на том, что поехать должен он. Он сказал, что между вами возникло какое-то недопонимание, и вам нужно поговорить. Он надеется, что в будущем, вы будете хорошо ладить”.

“Сяо Цю, Шуанчи может забыть о тех ранах, что ты нанёс ему, так что тебе стоить быть более сговорчивым и великодушным”.

“Великодушным? – следующие два слова, Янь Цю немного растянул, – госпожа Фу”.

“После того, как Фу Шуанчи сбил меня на своей машине, ты говорила ему похожие слова?”

Первоначально, Лу Жуань была раздражена словами “госпожа Фу”, но услышав продолжение она резко изменилась в лице.

Она удивлённо посмотрела на Янь Цю, а затем перевела взгляд на Фу Шуанчи.

Янь Цю наблюдал за её реакцией, и убедился, что сказанное Фу Шуанчи – правда.

“Нет… сяо Цю” – Лу Жуань будто бы хотела объясниться, но так и не смогла произнести законченного предложения.

На этом все слова были исчерпаны. Янь Цю изо всех сил подавлял свою печаль и боль, стараясь сохранить остатки достоинства.

“Я устал, провожать не буду”.

Лу Жуань посмотрела на его бледное лицо, и поняла, что сейчас бесполезно о чём-то говорить.

Поэтому кивнув, она развернула и пошла.

Однако, сделав пару шагов, следуя какому-то порыву, она оглянулась.

Янь Цю стоял на том же месте и закрывал калитку, держась за неё неестественно худыми пальцами.

Тонкий, как бумажный лист, словно в любую секунду мог упасть.

В этот момент, в сердце Лу Жуань, отчего-то возникла тупая боль. С

начала она ждала Фу Шуанчи в машине, но он так долго не возвращался, и она стала волноваться, что Янь Цю причинит ему боль.

Но только теперь, оглянувшись назад, она заметила: не слишком ли плохо выглядит Янь Цю?

Кому он может навредить в таком состоянии?

Увидев, что калитка вот-вот закроется, Лу Жуань сама не знала почему, но почувствовала, что её сердце обматывается тонкой ниткой, отчего оно тревожно билось и болело.

Поэтому она не выдержала: “Сяо Цю, мама заберёт тебя завтра”.

Ей, как и ожидалось, не ответили.

Но она не сдалась и добавила: “Ты не очень хорошо выглядишь. Через некоторое время, давай всей семьёй съездим в Санья (п\п тропический курорт в Китае), хорошо?

Нет ответа.

Лу Жуань хотела сказать что-то ещё, но Фу Шуанчи вдруг взял её за руку: “Мама, я голоден”

Она пришла в себя, на мгновение сжала руку Фу Шуанчи, и растерянно ответила: “Хорошо”

“Давай поедем домой”.

Янь Цю стоял за забором и слушал как уходили, а затем не удержался и выплюнул большое количество крови.

Его тело медленно сползло по забору на землю.

Кошка, увидев это, немедленно выбежала из дома, и кусая, тянула за одежду, как будто пыталась затащить его в дом.

Но она такая маленька, откуда бы в ней нашлось столько силы?

В глазах Янь Цю долгое время было темно, спустя время он немного пришёл в себя, и посмотрел на мяукающую кошку, беспокойно ходящую вокруг него. Он взял её на руки и обнял.

“Мне очень жаль…”

“Скорее всего я…не сдержу обещания”

“Я хотел составить тебе компанию…этой зимой”

Кошка, словно понимая, что он говорит, спокойно лежала у него на руках, и слушала.

Дышать становилось всё трудней и трудней, и спокойствие этих дней, теперь казалось иллюзией.

Сейчас все болезни и муки сорвали свои маски, и свирепствовали в его теле.

Кровь изо рта текла всё сильнее, пропитывая одежду на его груди. А живот, казалось кромсало острым ножом, отрезая кусок за куском.

Янь Цю старался покрепче обнять кошку, и повернул голову влево, глядя на ореховое дерево во дворе.

Наверно, его глаза уже не могли ясно видеть, поэтому ему показалось, что перед ним то дерево, растущее в Цяньане.

“Мими… кажется, я вижу свой дом”

“Дерево высотой в тысячу чжанов, и листья его падают к корням”

“Листья его падают к корням…”

В какой-то момент у Янь Цю снова появились силы, и он, держа кошку в руках и опираясь на стену, пошёл к ореховому дереву.

Голое зимой ореховое дерево, вдруг зазеленело, и его пышные ветви и листья раскинулись словно зонтик над небольшим двориком.

Из трубы на кухне шёл тонкий дымок, и вскоре, по дворику поплыл насыщенный аромат еды.

Сзади послышался шум.

Обнимая кошку, Янь Цю повернул голову и увидел, как рука отодвинула кухонную занавеску.

И оттуда вышел человек, которого он не видел очень очень долго, а у его ног шёл белый кот.

“Тётушка?!” – удивлённо воскликнул Янь Цю.

“Сяо Цю, – лицо человека полностью прояснилась, и на нём открылось очень знакомое выражение, – куда ты снова бегал играть? Иди помой руки и будем кушать”.

Сломанную душу носило по ветру, качало по волнам, и вот, наконец, она вернулась к началу. Янь Цю выпустил полосатую кошку из своих объятий.

Вскоре он увидел двух кошек – белую и полосатую, играющих вместе.

Заметив, что Янь Цю не шевелится, тётушка упёрла руки в бока, и сделал вид, что злится: “Быстро иди мой руки, еда остывает”.

“Хорошо, тётушка, – быстро ответил Янь Цю, – я уже иду”.

Ему не удалось отпраздновать Новый год, но зато он вернулся домой.

Если это конечный пункт смерти, то похоже это хороший конец.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

http://erolate.com/book/3797/99415