Чэн Шэн трепетал, его грудь была так близко, что казалось, вот-вот услышишь ритм сердца.
— Гэ, — тихо позвал он.
Шан Сыю опустил взгляд, давая понять, что слышит. Чэн Шэн просто позвал его, не совершая никаких действий, и тогда Шан Сыю пристально посмотрел на него, взяв его пальцы и нажав ещё одну ноту.
— Шэншэн, когда я впервые увидел тебя, подумал: какие же красивые руки. Если бы ты играл на пианино, они были бы так изысканны, что я готов был бы потратить на них целое состояние.
Тёплое дыхание коснулось уха Чэн Шэна, заставив его непроизвольно сжаться и пожалеть, что он не умеет играть.
— Тогда я научусь и сыграю для тебя, ладно?
Шан Сыю сжал его пальцы, извлекая ещё один разбитый звук, и его голос, глубокий, как стук нефрита, донёсся до Чэн Шэна:
— Разве не этим мы сейчас занимаемся?
— Ты плохо учишь, — тихо пожаловался Чэн Шэн, по крайней мере в этот момент он действительно хотел научиться.
Шан Сыю поцеловал его в щёку, так громко, что у Чэн Шэна вспыхнуло чувство стыда, и он попытался увернуться.
— Я учу, Шэншэн. Научись, и завтра применишь это на мне.
Глаза Чэн Шэна расширились: он не понимал, о чём речь — об игре на пианино или о флирте с мужчиной.
Шан Сыю схватил его за талию и посадил на клавиши. Крышка пианино была открыта, и Чэн Шэн сидел прямо на них, своим весом заставляя клавиши звучать, отчего ему стало так стыдно, что он захотел сбежать. Но Шан Сыю стоял перед ним, не давая пошевелиться.
— С днём рождения, — поцеловал он его в губы.
Чэн Шэн сидел напряжённо, боясь опуститься полностью, ведь малейшее движение вызывало дикий, странный звук.
— Гэ, отпусти меня, — умоляюще прошептал он, обвивая руками шею Шан Сыю и касаясь влажными губами его подбородка.
Шан Сыю покачал головой.
— Ничему не научился, а уже хочешь схитрить?
Чэн Шэн замер, затем прижался щекой к его лицу.
— Гэ, можешь сегодня быть ко мне помягче?
Он слишком хорошо умел льнуть. Шан Сыю снял его руки, и рукав закатился, обнажив часть татуировки. Завернув рукав до конца, Шан Сыю увидел её полностью. Глаза Чэн Шэна сияли, наполненные сдерживаемым, но прорывающимся смущением.
Но вместо ожидаемой радости на лице Шан Сыю появилась лёгкая складка между бровями.
— Так сильно хотел отметить, что ты мой?
Чэн Шэн растерянно смотрел на него, затем, после паузы, ответил:
— Тебе не нравится? Но мне очень нравится. Не сердись, я никому не скажу. Они не узнают. Знать будешь только ты. — Он взглянул на запястье и тихо добавил: — Здесь спрятан ты.
Шан Сыю прикусил его нижнюю губу, заставив её хрустеть, но Чэн Шэн всё ещё боялся опуститься на клавиши и дрожал, обнимая Шан Сыю за спину.
— Больше ничего не набивай, — резко сказал Шан Сыю. — Ради одного человека ты сделал татуировку. А если потом полюбишь кого-то другого, найдёшь его важным, оставишь на себе его след?
Казалось, он ревновал к такому детскому способу выражать любовь.
— Никого другого не будет. Только ты, — обнял его Чэн Шэн. — Камелия — твоя, и имя — тоже. У меня есть только ты.
Шан Сыю грубо поцеловал его, согнул, и пианино застонало под их весом, заглушая сдавленные всхлипы.
Серебряная цепочка на лодыжке болталась в такт, становясь случайным аккомпанементом.
Он оказался жёстким дирижёром, управляющим целой симфонией.
Спина Чэн Шэна ударилась о пианино, но он не заметил этого сразу. Только проснувшись, он увидел синяк — нет, не он, а Шан Сыю заметил, когда наносил мазь.
Тот же крем, что использовался в других местах, теперь наносился на спину. Чэн Шэн лежал ничком, лицо пылало.
http://tl.rulate.ru/book/5581/198125
Готово:
