Глава 1 Вселение
Перед глазами плясали цветные сполохи и крутились, непрерывно перестраиваясь, точно в калейдоскопе, абстрактные узоры незнакомых символов; вспыхивали и гасли звезды. От мельтешения цвета стало подташнивать. Он прикинул, что подобное плохо. Сотрясение? Не удивительно. Это надо было суметь словить в затылок удар, когда операция уже была завершена. Последнее, что вспоминалось: полет за борт.
Калейдоскоп внезапно погас и сменился видом звездного неба. Красиво. Нет, он никаким боком не был тенгрианцем, но небо было роскошным. Однако вместо облегчения он испытал приступ тошноты такой силы, что удержать содержимое желудка в себе не смог. Опорожнив желудок буквально фонтаном куда-то в сторону, откинулся, потому как ощущал слабость новорожденного котенка. Но ожидаемой почему-то боли ни в какой части тела не было, и это уже воспринималось настоящим блаженством. Драчка–то была неплохая… и все же несколько раз его серьезно зацепили. Глаза закрылись сами собой. Под спиной неожиданно оказалось мягко. В голове царила удивительная пустота. Интересно, а кто он такой? Глаза сами собой распахнулись. Как его имя? С неба в ответ меланхолично мерцали звезды. О-па… но нарастающая паника вязла в полном пофигизме.
Где-то неподалеку послышались мужские голоса:
— Ты говоришь, этот Дурачок умер? — почему-то он понял, что речь идет именно о нем.
— От такой дозы крысиного яда? Да наверняка. Но какой смысл был его травить? Мальчишка явно ущербен головушкой и слаб на передок, точнее на задок, — фыркнул его собеседник. — Уж почти взрослый, а все как пятилетка. Даром, что красив, точно кукла.
— Так распорядись там… сам знаешь где, — Вздохнул первый. — Но, на мой взгляд, лучше бы было продать его в Дом услады.
— Так что продавать-то? Он-то и так в нем, — хохотнул мужчина.
— Но он тут воспитанник, а не работник! К тому же Хозяйка этой Цветочной корзины полюбила его «точно родная оми». — прокартавил, явно кого-то изображая, его собеседник. И завершил задумчиво: — А с такой жопкой и внешностью доход от него был бы немаленький.
— Не сомневаюсь, что «добрая хозяюшка» давно компенсировала все свои затраты и даже уже получила прибыль. Что, и ты имеешь виды? Товар не плох, желающие на него всегда найдутся.
Но тут их прервали.
— Господин, господин! –- вмешался третий, запыхавшийся голос: — вам тут послание!
Донесся шелест плотной бумаги.
— Тьфу ты… пришло распоряжение все отменить! Заказчик с чего-то передумал. Теперь этот мальчишка нужен кому-то в столице. Что им там, своих «цветохуечков» мало? Дурачок годится, только как постельная грелка. Пошлите кого-нибудь на задний двор с антидотом, может еще не поздно…
Через какое-то время он ощутил, как в безвольный рот, нажав на челюсть, некто невидимый влил что-то с резким мятным вкусом, и заставил сглотнуть. Тут же его вновь скрутили рвотные спазмы.
«Очень интересно. А не про меня ли был разговор?» — Что-то подсказывало, что про него.
Тошнота, наконец, отпустила, после очередной основательной прочистки желудка, и вместе с облегчением пришло восприятие окружающего. Лежал он на каких-то тюках, вроде как вывалившихся из тележки, стоящей в углу двора у глинобитной стены высокого, не менее 2х метров, ограждения, за которым видно и были незнакомцы. Он же вновь тупо смотрел в ночное небо. Почему-то ожидаемо чуждое. Пусть он и не был глубоким знатоком в астрономии, но точно таких созвездий не знал. Да и двух лун на Земле вроде как никогда не было. Откуда он про такое знает?
«Не помню… Блин, ни хрена не помню…»
Со всех сторон на него обрушились привычные и вместе с тем непривычные звуки. Ну как непривычные, просто в том подвале, где он находился до этого, сомнительно, что подобное могло быть. Что за место, ему почему-то не помнилось. Там было темно, качало и пахло рыбой. И кто-то плакал. Странный подвал какой-то. Хорошо помнились привычные: винный зал с огромными бочками, продуктовый со связками копченостей, свисающими гроздьями с балок перекрытия, и сырами разной формы: шарами, лепехами, кубиками, вытянутыми цилиндрами, кирпичами разного размера все облитые воском, теснящиеся на полках. А еще множество стоящих по-соседству горшочков с паштетами, вареньями и сладкими цукатами, которые он потихоньку таскал с детства и до сих пор, за что ему всегда попадало от доброй мамушки Любавы. Отдельные непривычные термины вплывали в сознании вроде как сами по себе. Они не казались чужими, но и понятными до конца не были.
Откуда-то неподалеку доносился гомон гуляющего народа, звон каких-то странных инструментов — помесь колокольчиков и чего-то струнного, приглушенный рокот маленького барабана... птичьи трели флейты и гортанные ноты роговой дудки, сухой шелест камушков в тыквах и резкие перекаты трещоток - это вроде было привычно и понятно, но как-то странно.
Видно, гулянка была в разгаре.
Вторым витком сознания оказались запахи. Много и тоже очень разные, частью почему-то казавшиеся непривычными. Жареное мясо, птица, сивушный алкоголь, его ни с чем не спутать, неожиданная мощная нота тяжелых благовоний в этом амбрэ, отчего-то навеяла мысль об Азии. Со стороны доносились яркие ароматы цветущей сирени, жасмина-чубушника и еще каких-то цветов, вместе со все портящим запахом лошадиного пота и навоза. Но все это забивала доносящаяся волнами вонь содержимого его желудка, выплеснутого неподалеку. Он едва удержался от новых спазмов.
Зрение было еще несовершенно, плывя и выдавая странные искажения в спектре. Так что глазам особенно верить было нельзя. Потому и разглядывание собственных музыкальных пальцев вызвало лишь улыбку. У него такие руки были только в юности, когда мама заставляла заниматься музыкой. Позже руки обрели узловатость и силу, нужную для работы с оружием и контактного боя. Его созерцательно-познавательное состояние было прервано неожиданно пронзительным высоким женским голосом:
— Мы с ног сбиваемся, пытаясь обслужить всех гостей нашего дома, а он тут напился медовухи и ноги тянет на тюках с новыми тканями для сестер! Да еще и тележку опрокинул, олух! Заблевал половину двора! Фу!
Он подскочил, точно ужаленный и тут же едва не навернулся, запутавшись в вывалившихся из прорехи в тюке отрезах разных тканей. И было с чего, помимо сильного головокружения! Перед ним стояла весьма странная личность, несомненно, женского пола, невысокая, плотная, ярко накрашенная и украшенная, точно кукла. Нет, не японская… но вроде, как и не русская… Она напоминала своим нарядом разом все поп-вариации из азиатских дорам, этакий красочный микс со сценическими русскими «народниками». Ее русые волосы, уложенные на голове в высокую корону из кос, точно у средневековой кореянки-куртизанки, обильно были украшены цветными эмалевыми заколками и длинными шпильками-спицами, для тех не характерными, а скорее, словно у японских гейш, с которых свисали подвески из мелких живых и искусственных цветов, колокольцев, цветных камушков, мелких ракушек и стеклянных бусин, и прочей блескучей пестрой фигни. Вроде как у гейш число таких шпилек говорило о статусе… Они были очень дорогими и могли служить оружием.
У дамы перед ним в прическе было аж четыре такие навороченные шпильки и все разные. Помимо этого, были еще гребни, цветные ленты, заколки… ну и не мудрено, всю эту массу волос (своих ли?) надо было как-то закрепить.
Сарафан интенсивно голубого цвета, обильно расшитый цветами, был подхвачен под полной грудью и спереди сильно укорочен – примерно по бедра, и из-под него виднелись нижние края дополнительных пышных атласных юбок разных цветов, отделанных атласной и кружевной тесьмой, точно так же видимых одна из-под другой, и придающих всему наряду объем стога сена и красочность радуги. На пышной груди переливалась связка бус разной длины и совершенно разных цветов. Поверх сарафана была надета расстегнутая шубка мехом внутрь, типа боярской, крытая алым расшитым шелком. С длинными, до пола, опушенными мехом широкими рукавами. На подгрудном, богато расшитом, нешироком поясе, крепилось несколько небольших сумочек-кошелей и саше, тоже богато украшенных блестяшками и звякающих подвесками; на ногах красовались сафьяновые расшитые сапожки с загнутыми носами… у Лёни от этой пестроты и блеска даже глаза к носу невольно съехались.
— Опять окосел! — тем не менее, довольным голосом воскликнула она. — Еще скажи, что тебе не нравится мой новый выходной наряд! — она провернулась перед ним, определенно красуясь. Затем опомнилась и выдала властным тоном указание: — Иди быстро к прудам, туда надо отнести накидки и полотенца для клиентов. Не забудь напитки, и если они хотят услуг твоих сестер, то сопроводи барышень туда. Поспеши, Дурачок! И тогда, я может, не скажу мамушке, что ты выхлебал большую бутыль медовухи и опрокинул возок!
Эти слова сопровождались назидательным пинком под мягкое место. Причем таким весомым пинком. Так что от ускорения он едва не протаранил кустарниковую стену, отделяющую рабочий дворик от задней прогулочной галереи, спеша выполнить все возложенные на него поручения. Это было подозрительно. Что-то было не так… ну помимо этого странного места. Что происходящее не глюки, он уже принял.
Вслед ему донеслось:
— Да глаза-то бесстыжие долу-то опусти, а то гости тебе их подобьют, как обычно! А уж если кто сочтет это приглашением, то твой зад никто оспаривать у них не будет! Не целка!
— …? — он в очередной раз услышал о собственных «слабостях». Почему-то отторжения упоминание столь нетрадиционного поведения не вызвало… Ноги сами несли его туда, куда надо.
Тело, кажется, все же было не его… странное ощущение, в котором Лёня все больше убеждался. Но тогда кто же он на самом деле? Невольно родились опять-таки необъяснимые, но правильные мысли:
«Попа-ал… С другой стороны… мне ли возникать? Я же выжил? А это главное. Дальше разберемся».
Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.
Его статус: идёт перевод
http://tl.rulate.ru/book/931/32077
Готово:
