Готовый перевод Танго по фэншую: Глава 23

Глава 23 Княжна Шамаханская 1

Шел пятый час…. Грузчики уж час толклись, ожидая оплаты. Звери тягловые дожевывали вторую торбу корма. Погонщики почесывали урчащие от голода животы и мечтали если не о горячей похлебке, так хоть о куске хлеба с сыром.

Дружинники в стороне наглаживали своих лошадок, успокаивая. Как понял Льнян, у каждого для своего коня был специальный пространственный артефакт –стойло…. Потому как на корабле он этих животин точно не видел… а у Добрыни его белоносый был приметным жеребцом.

Масенька доедала вторую корзинку снеди. Княжна типа тихо похрапывала, прикорнув на руках у Малаши и мага магрибского, просыпаясь время от времени, чтобы выдать какое-нибудь высказывание, и направить мысль старательно расспрашиваемой Масеньки совершенно в иное русло… с обуви на белье постельное, с белья на саше ароматные… с ткани на окорока, которые уж съедены, с окороков на рыбу, что продали, потому как тухнуть начала…и завоняла шелка, кои пришлось сбыть по дешевке, а взять вместо них другие шелка, те что двуслойные .

Дьяк княжеский портил уж десятый свиток. В голове его мутилось, голодный желудок время от времени выдавал рулады. Но ! Дело — прежде всего! И он был человеком отвественным.

— Ну, вот все вроде бы…— наконец поднялась красота со своей лавочки и стряхнула крошки с платьев. — Не пора ли пойти нам перекусить?

Дьяк сглотнул голодную слюну и глянул на темнеющий горизонт. Ночевать ему категорически запретили. А потому один из наемных возниц подбежал рысью, подавая птицу почтовую.

Дьяк запечатал свитки написанные в один рулончик, заранее ужасаясь, как потом сам же их разбирать будет.

— Ох, помогу я тебе служивый человек, устал ты… — возник рядом магрибец. — по доброте своей и княжны нашей белоликой.

Дунул, плюнул, и вот уж три свитка-близнеца лежат рядом, крылышками трепыхают.

—Ты что сделал, изверг? — ахнул дьяк.

—…как что? Ты ж, слуга княжий, список отправляешь не только князю, но и дьяку императорскому? Помог тебе, усталому. Не надо благодарить, — довольно отмахнулся. Свиток, обретший крылышки, поднялся и улетел прям из-под рук дьяка в неизвестном направлении.

— Так не такой же… — застонал дьяк, едва не выдирая волосы. — Свиток оформлен должен быть, как положено на бумаге с обрезом…княжью печатью заверенный…

— Эк я… — пригладил бороду старик. — Ну, ничего, вслед другой пошлешь.

И забрал третий.

— ….куда?

— Так у Княжны-то свой тоже должен быть!

Дьяк смирился и, привязав упакованный в тубус крылатый свиток — отправил его с птицей почтовой. После чего махнул, наконец, грузчикам, и их бригадир радостно к нему потрусил за оплатой, а возчики зашевелились, занимая места в повозках на козлах.

Выдав тому оговоренную плату, сам уселся в маленький возок, запряженный только одним, но явно породистым варном. И скомандовал тонким пронзительным голосом:

— Выдвигаемся!

— Жмот, — констатировал Льнян, хотя и так было понятно. И погрузился в повозку с Масенькой, Малашей и магрибским магом.

Сытые варны бодро потрусили по дороге, мощеной чем-то вроде плитки или кирпича.

Покрытие было достаточно старым, местами плитка выщербилась.

На степь со звоном цикад опустилась ночь. Потянуло гнилостной прохладой, что странно – с юга.

— С топей тянет, — высказался Масенька, раскладывая холодную снедь на переносном походном столике. — К утру будем в землях полканычей, стало быть, нападение будет ночью.

— А что не в тех землях? — со смаком надкусил кус холодной дичи Льнян.

— А там за такое ответственность уж князь несет. Он обязан дозоры гридей выставлять, разбой искоренять. И должен компенсировать, коли такое случается в его владениях, раз уж нет боярской заставы. Так что бдим.

По сравнению с кибом, повозку почти не трясло, и потому было совсем уж удивительно, когда все, придремав, вдруг повалились друг на друга.

—…быстро наружу и залечь под повозки. — Скомандовал Масенька. — Началось…

Понеслось… А я уж надеялся.

Снаружи творилось какое то непотребство. Били справа, били слева, незнакомые всадники сцепились друг с другом с яростным визгом. Варны рвали чужих седоков и друг друга. Сверкали мечи и сабли, просвистывали кистени. Время от времени бахали пистоли.

Кто-то кинулся на Льняна с перекошенной рожей, и словил хороший хук, улетев в темноту. Пришлось немного помахать и кулаками, и веерами, что смахивали конечности – как не бывало, пока все собрались наконец в одном месте.

— … ба-ба-ба… знать твоё, княжна приданое не поделили…— хмыкнул Масенька, устраиваясь с удобствами на тюках в сторонке и зализывая сбитые костяшки пальцев. Рядом клубком свернулась Малаша, только попискивая в ужасе и закрывая голову руками. Она все это время пряталась за юбками Льняна, цепко за них держась, пока он веерами прокладывал дорогу.

— Помоги-ка, — бросил Льняну Масенька, ловко извлекая небольшой арбалет. — Заряжай болтами обойму. — Сунул ему в руку подсумок с болтами. Сам же профессионально стал отстреливать чужаков. Льнян только заполненные коробочки обойм подавал, откровенно удивляясь, как Масенька, который Михась, профессионально взводит арбалет и выцеливает бандитов. Получалось оное почти изящно и, главное, непрерывно. Каждый болт неизменно находил свою цель.

Маг их на всякий случай прикрыл щитом, хотя явно до них у разгоряченных сражающихся дела уж не было. Если кто и возникал над бортом перевернутой повозки, так веера тут же укорачивали его на голову. Если до того не обзаводился он болтом в глазу.

Дружинники, вроде как тоже оставшиеся в стороне от общей свалки на какое-то время, крутили головами, пытаясь понять кто тут против кого воюет... Магрибец знаками дал понять, что некоторым ввязываться во все это нет резона. Добрыня неохотно, но все же подчинился и не столь темпераментным знакам мага, сколь кулачку Масеньки, выразительно ему показанному. Быстро вся дружинушка заняла позиции, аналогичные Масеньке. Благо перевернутых повозок хватало, а складные арбалеты были у многих.

В битву влетела третья, али четвертая уж банда, примчавшаяся на звуки боя и запах возможной богатой добычи с устрашающим визгом и улюлюканьем. Видно, выступление на перекрестке получило достаточно поклонников из лихих людей. Кто-то рвался к повозкам, кого-то оттягивали от них за ноги, кто-то кому то бил рожу и рвал пасть прям над теми тюками… Кто-то что-то волок побыстрее в сторону… не всегда успешно, кого-то воспитывали оглоблей той повозки, спешно выломанной... Чья-то очередная буйная головушка катилась с плеч в степную траву. Заливая все вокруг кровью горячей да дурной. Таки Добрыня не удержался, двумя саблями лихо поигрывая, раскручивая их смертельными мельницами. Ну да кровь молодая, горячая, стать молодецкая.

Тут над степью прокатилось:

— Гриди княжеские, атас! — остатки разбойников, кажется, даже с облегчением, рванули в разные стороны, чьи-то силуэты, кто верхом, кто пешком, кто ползком, хромая и пятясь, скрывались в разных направлениях, некоторые норовили и в траву степную прикопаться.

Их преследовали и добивали, дружинники ловили варнов и коней трофейных, свежие всадники на сытых быстрых конях бросились в преследование. Но вид побоища был знатный и ужасающий. Дружинники нашли двоих возничих, раненных, но живых, дьяка, которому прилетело по головушке, и он лежал без сознания, болезный, под обломками своей повозки, залитый чернилами… словно черт из табакерки. Видно, его сочли мертвым. К ним уж спешил верховой разъезд гридей Полканычей, попутно гоняя оставшихся разбойных людей по степи.

Масенька приняла кубок с разбавленным вином от маргибца, шумно отхлебнув, убрала спокойно арбалет куда-то в многочисленные юбки. Словно и не было. В тех юбках, как прикинул Льнян, можно было и пулемет станковый припрятать, а то и ракетную установку.

— Хто такие? — строго поинтересовался Льнян, указуя веером.

Магрибец нацелил в них полыхнувший посох. Добрыня сабельки острые. И остальные ощерились оружием.

— Гриди князя Полканыча, верховой патрульный разъезд. Старший гридь Одослав! - по всем правилам представились прибывшие.

— Ах, никак батюшкины люди, — ахнул натурально Льнян, и тут же запричитал в голос. К нему сразу присоединились Масенька и Малаша, устроив кошачий голосистый концерт на полстепи.

Тут было все и: «где же это они были когда ее, княжны, дружинников убивали», и «где охрана княжеская, когда дочь его грабят и насилуют…», а они тут «верхами катаются да любуются…на такое непотребство»…и «еще бы чути и в рабство увели…»

Разоренный обоз и впрямь выглядел жалко. Разбитые повозки, часть из коих почему-то горела, раскиданные тюки и корзины, часть рулонов тканей была размотана, все залито кровью и кругом тела мертвые порубленные валяются… визгливо кричат раненные варны, не в силах переорать эту троицу…

Старший гридень мгновенно понял, что у него серьезные проблемы. В его патрульную смену ограбили обоз княжны… которую ожидали в поместье, хорошо, что он хоть вышел раньше положенного на рейд, точно почуял… а то б еще и княжну снасильничали и тогда точно – крышка. Его бы первого запороли.

Гридни с дружинниками тем временем стаскивали тела мертвые в стороне в кучу.

Ночь, не понять кто свой, кто чужой… все одно всем огненное погребение, потому как степь… недалеко черная проплешина-то, ох недалеко. Потом все покажут бляхи родовые, что останутся на пепелище. Бляхи – это дело такое, они остаются несгораемые, вместо тех родовых глиф, точно выжженные на грудной кости.

А княжна дивно красива, сидит над всем этим, рыдая без слез, руки заломив, а две спутницы ее за троих рыдают, раскачиваются точно плакальщицы магрибские. Да старик этот суровый в чалме глазами сверкает. И у ног княжны лежит бездыханный дьяк княжеский….ликом черный и ужасный. Дружинники опять же кровью залиты, своей ли, чужой, не понять, словно демоны, только белые зубы и сверкают.

Жуткая памятная сцена в свете факелов для патрульных княжеских.

Гридни разломали пару пустых разбитых да горелых повозок, и обложили мертвые тела щепой деревянной. Затем старший активировал артефакт огня. Тут по-другому не упокаивали, ибо всегда был риск поднятия умертвий. А кому такое надо?

Лишь к рассвету остатки обоза выдвинулись в путь. Хорошо, если от общего числа повозок осталась четверть на ходу. Многие тягловые животные по степи разбежались, где их собрать? Хотя часть трофейных удалось впрячь в оглобли. Верховых, что получше, уж сами дружинники и гридни прибрали. Своих-то быстро загнали в стойла и выпускать не стали. По что? Обученная лошадка – животина дорогая. Даже княжне и ее дамам привязали к повозке по трофейному коню, нагрузив тюками с мягким скарбом, да корзинами с провиантом, что не поместились в оставшиеся повозки. Многие повозки пришли в полную негодность, где колесо сломано, где ось… где дно проломлено, а где от бортов ничего не осталось, только щепа. Все отходы пошли в погребальный костер.

Княжна отдала целый бурдюк венетианского вина, чтоб помянуть всех ушедших. Часть вина была полита на мертвые тела. Потому как былим там и возницы нанятые, и грузчики, что пошли с обозом. Дьяк пришел в себя и теперь его причитания могли соперничать с причитаниями Малаши. А она старалась за троих, тем временем остатки добра были заброшены на повозки и обоз тронулся в путь, утомленные Масенька и Льнян таки прикорнули в телеге на мягких тюках. Оставив честь голосить Малаше и дьяку. Но и те через часок притомились, осипли и стали придремывать, охая тягостно и жалобно.

Степь внезапно сменилась резко богатой растительностью, растущей вдоль небольшой речушки, таких речушек вокруг было все больше и больше, и вокруг уж раскинулись ивы и ветлы, еще какие-то деревья, звенели ручьи, пели птицы, копыта и когти весело стучали по булыжникам горбами изогнутых мостиков через все эти ручьи и мелкие речушки.

Стали появляться поселения и постоялые дворы, сады, делянки огородов и небольших полей, явно тут большим пахотным землям развернуться было просто негде. Но то там то тут угадывались окультуренные посадки рядами разных растений да кустарников.

Крестьяне, обрабатывающие все это хозяйство и сейчас на зорьке отправляющиеся к посадкам, с удивлением провожали взглядами потрепанный обоз в охранении патрульных княжьих гридней и окровавленных дружинников. Понятно, что разбойники знатно пощипали купцов. Но что так причитает дьяк княжеский, и что ж он черный, как вроде вылез из ока хаоса?

Льнян проснулся и с удивлением крутил головой, местность от степи отличалась разительно. В ручьях цвели лотосы разных сортов и прочие водные лилии и кувшинки, всякие разные лопухи сочно раскинулись, камыши и осоки стояли стенами, названия всего этого всплывали в памяти благодаря свитку, равно как и их необычайная полезность. Явно растения были высшего сорта, судя по их виду. То там, то тут тоже были явно небольшие делянки этих полезных растений, стало быть, их тут выращивали.

Княжна в порванном платье, растрепанной короной пепельных светлых волос и лицом, испачканным сажей и степной грязью, со смазанной косметикой, была дивно очаровательна, так что гридни-патрульные головы сворачивали, глазея на нее. Дружинники же спали в повозках, не то живые, не то не совсем, по внешнему окровавленному виду и непонять.

Масенька, лежа на подранных тюках, еще сочно похрапывала, даже причмокивая. Повозки лишились в большинстве своих тентов, коробов да шелковых обтяжек, став, по сути, открытыми телегами. Там где верх сохранился, он был в столь неприглядном состоянии, словно его демоны драли всеми когтями. А потому Льнян со свитой заняли просто мягкое место, а не закрытое. Потому и могли невозбранно любоваться гридни красой княжны и его спутниц.

Льнян же дивился резкой сменой окружающей природы, словно попал совсем иное место, после пустынной степи. Огромная яркая бабочка села на его корону волос, запутавшись лапками, только смыкала и размыкала яркие крылья, словно диковинная заколка. Магрибец от вида такого аж дар речи потерял. Краса-то невообразимая в лучах утренних!

— Смотри, княжна на горе поместье князей Полканычей, туда и едем, но не прямо, а по спирали, а то спуск-то крутой.

И впрямь, над долиной, усеянной ручьями, раскинулся высокий холм, омываемый шустрой речкой пошире, один берег был скалистым и обрывистым, но над ним хорошо просматривалась крепостная гранитная стена княжеских палат. Они же зашли со стороны, поднимаясь по серпантину дороги, изгибающемуся вдоль более пологого склона. Из поместья навстречу вылетели всадники, явно сам князь, судя по одеждам богатым и штандартам в руках сопровождения.

Старший гридень Одослав пришпорил скакуна поспешая навстречу. Видно доложил о ситуации. Словил оплеуху, но и то пустяк – голова на месте осталась.

Обоз медленно втянулся в ворота крепости белокаменной, размещаясь на широком мощеном двору. Вне крепости князь ничего спрашивать боле не стал. Главное княжна- жива-здорова.

Дьяк кубарем слетел с повозки и поспешил поклониться князю.

— Где старший каравана?

— Раненый лежит! — встала княжна, уперев руки в бока. –- Всю дорогу вел Добрыня, да предательства не ждал. Так что я пока за всех, Лануся, княжна Полканычев!

Князь заалел скулами.

—… ты дочь, словами такими не бросайся.

— Прости, князь, не признала.- поклонилась княжна.- Не видела ни разу отца своего.

Князь раздул ноздри, дворня уши грела, шепталась за спиной.

Ну, так все помнят, сколько в поместье носились с Анисьей, старшей княжной. И как та сбежала ночью темной с купчиной румяным да молодым. Все бы ничего, вернули бы беглецов, но слухи уж не вернуть. Засвидетельствовано самой Ладой. Сидела теперь та парочка у материной родни в теремах и носа в княжески полати не казала. Князь уж вычеркнул ее из Полканычей безвозвратно, что было засвидетельствовано Жрецом крови местного Храма Неба.

Позорище.

Варвара едва не простилась со статусом первой жены за такое. Но рыдала в голос и винила нянек и мамок, что уши залили дочери про любовь пылкую и страсть горячую. Бездоказательно, но вероятно. Романчиков дамских нашли не мало в светелке.

Вопрос, куда сама смотрела? А занята была сыном любимым, коему сама в уши пела, что он князь будущий. Знал князь, что сын старший спит и видит себя на княжьем отцовом месте. Дурень. То место заслужить надо и одобрение министров получить и императорский вердикт даже на статус наследника князя. Но явно недоросль про то не в курсе.

— Но как понять, что именно перед землями княжьими налет разбойный учинен был? И диво, что разъезд вышел чуть раньше, а чуть бы позже, и никого бы не осталось… Ни княжны, ни обоза ея. Да еще и именно тогда, когда дьяк княжий подробно переписал, что тем обозом следует, все вслух не единожды проговаривая прилюдно. И вести со списками послал. Получил ли грамоту сию, свет батюшка?

— Где грамота дьяка? –- рявкнул князь.

— Так это… не было…— растерялся писарь, прибежавший на свою голову.

— Как не было!? – возмутился дьяк. — Я же отправил княгине! Лично! С птицей почтовой!

— Не было! Птица могла не долететь!

— Я свидетельствую магией, при мне отправил дьяк княгине и министрам в столицу список приданого,- выступил магрибец, поклонился вычурно, представился: – Сарумян Белый. Магрибский маг, попутчик княжны до столицы. Могу быть магическим свидетелем. Во время ночного разбойничьего нападения накрыл ее и свиту ее щитом отражающим, иначе б княжна погибла. А птица не могла не долететь, даже если бы птичка погибла, то я сам на свитке крылья чаровал.

— Приношу свою благодарность магу магрибскому, приглашаю погостить в поместье Полканычей. – ответствовал, как и положено, князь, хмурясь, тем не менее. — Проводите княжну в ее покои. Со свитой ее и гостями. Для отдыха и наведения красы.

Княжна, было вскинувшаяся, кивнула. И павой поплыла к терему с Масенькой и Малашей на фарватере за теремной девкой, показывающей дорогу.

Девка опасливо косилась, но помалкивала, видно князь не любил говорливых.

Едва приехавшие покинули двор, князь развернулся.

— Дьяка, писаря и наперстниц княгини доверенных в дознавательскую. Княгиню запереть и следить строго. Одослав!

— …да князь.

— Что с дружинниками?

— В лазарете, кто не спит беспробудно, сколь полегло, не знаю. Из тел целый курган был. Выжгли только артефактом. Бойня была великая, мы уж к концу поспели, и то нам досталось. Меня как пихнул кто, что надо раньше на обход выйти. Над княжной маг щит держал, правда это. Сколь держал, не знаю, и на сколь его бы еще хватило, тоже не ведаю. Княжна веерами отбивалась, а ее наперстница стреляла из арбалета, как воин заправский.

— Проводи на место битвы моих сведущих людей. Пусть осмотрят, почистят, бляхи соберут.

— Да, князь.

Князь мрачно вздохнул. Не нравилось ему это дело. Очень не нравилось. Борьба в гареме вещь понятная и закономерная. Старшая жена и наложница невзлюбили друг друга сразу. Оно и понятно, слететь с императорской милости в наложницы окраинному князю никому не будет по нраву. Но Дама Инин все одно гонора не убавила, решила, что старшая жена ей не указ... ну да… та и по красе и по уму уступала древней крови.

Но Варвара последнее время мутит что-то для рода опасное. Кабы не нашлась Лануся так быть роду в опале. А опала императора чревата чисткой рода. Никто на месте сродственников прежнего князя не оставит, чтоб мести не было. Проще заменить всю семью княжескую на новую. Но жена видно не понимает, что если полетит его голова, то ее и вовсе ничего не будет значить.

Инин огрызается, но интриг вне клана не строит и против рода ничего не затевает, хотя как Феникс, могла бы. Но понимает последствия. Ее род куда древнее, чем род Лосевых, из коих супруга его старшая. Лосевы - дворяне, пусть и столбовые, а Фениксы императорской крови князья. Там кровь древняя, как и сам род императорский, связанный с Ванами - боярами южными. По слухам есть у Фениксов дар возврата во времени. Но это по слухам, однако, маги в их роду не редкость. Чего о Полканычах-то не сказать. Если б не немилость императора, ему б такая супруга как Инин, и не светила.

Беда просто какая-то. И наследник неудачный, явно жена ему мозги забила тем, что он князь будущий. Не единожды пожалел князь, что не признал Добрыню, бастарда от девки теремной. А теперь вот жив ли тот? Если именную бляху с побоища привезут, надо тризну заказать. Кругом неудача. Разве что княжна удалась. Хороша и с характером. Конечно не дело, что у девицы такие качества, но ему по нраву. За красу и стать благородную и не такое простишь девице.

— Князь, люди со степи прибыли.

— Что скажете?

— Битва была большая, суровая. Тел не менее сотни, мы дочистили. По большей части разбойный люд безфамильный. Что интересно, есть бляхи Лосевых.- Сведущий выложил обгорелые знаки на стол перед князем. - Их люди участвовали в нападении на обоз.

— Значит, причастна княгиня-то… Ожидаемо. — горько усмехнулся князь. — Бляхи дружинников?

— Нет. Но артефакт сильный использован был, кто знает. Может поплавились. Есть еще знаки Быковых, что в дружбе с Лосевыми,- выложил пару сильно оплавленных знаков на стол сведущий.

— Ладно. Пусть жрецы благодарят небо за выживших и поминают ушедших по небесному пути. Пошлите две повозки дани в монастырь.

Князь потер виски. Плохо, два дворянских рода соседей, не слабых, в налете участие принимали. Лосевы и вовсе - родственники по супруге. Тут уж заговором припахивает. Предстоял разговор с Варварой. И придется ее заточить в келью под поместьем. Пусть молит прощенье за дочь и сына. Парня придется отправить в императорскую гвардию, не сдаст экзамен, сам себе дурак.

Но только там такую дурь и выбьют, коли здесь за год не смогли вразумить.

Впрочем, он еще разберется. Князь был уверен, что тот экзамена не сдаст. Уж больно праздную жизнь вел княжич. Но сперва – сходить надо, на дружинников глянуть. А потом разговор серьезный и проверка.

— Собирай наставников, зови княжича Мартына, порадуем его.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: идёт перевод

http://tl.rulate.ru/book/931/76828