Снег хрустел под подбитыми мехом кроссовками. Хухэ Лу шёл впереди, а Хэ Линнань смотрел на его следы в снегу, вдруг задумавшись о том, чтобы высказать чересчур наглую просьбу. Он долго копил в себе слова, но только когда ветер завыл сильнее, наконец произнёс:
— Хухэ Лу, если честно, ты мне очень нравишься. И ты, пожалуйста, не слишком меня ненавидь.
«Этот ребёнок», возможно, не понял, что значит «этот ребёнок», и не стал спорить, а лишь обернулся и сказал:
— Я тебя не ненавижу.
Снег падал косыми хлопьями, и длинные ресницы юноши покрылись ледяными кристаллами, став полупрозрачным и красивым.
Хэ Линнаню захотелось его оставить у себя, даже если бы пришлось кормить его восемью мисками риса в день.
Он поднял подбородок, словно стараясь найти самый удачный ракурс для зеркала, и спросил:
— Правда не ненавидишь?
Юноша кивнул:
— Потому что ты сказал, что хочешь трахнуть их матерей.
— ...Что? — произнёс Хэ Линнань.
Хухэ Лу произнёс это чётким, спокойным голосом. Такой приятный голос должен был читать стихи, а не произносить подобное.
Хэ Линнань знал, что «Маньцзы» понимает бранные слова, но не осознаёт, насколько они грязные.
Он потратил несколько секунд чтобы вспомнить, о чём говорил «Маньцзы». Это было во время их первой поездки в Вайгу.
Автобус съёмочной группы въехал на горную дорогу, ведущую к чайным плантациям, как вдруг на их пути появился Хухэ Лу. «Маньцзы» занимался этим делом: машины могли двигаться только по извилистой дороге, а он раз за разом выбегал из кустов, поднимая руку и размахивая букетом цветов перед окнами.
Автобус был оснащён тонированными стёклами, и снаружи не было видно, кто внутри. Юноша не узнал, что это машина съёмочной группы, и принял её за обычный туристический автобус, продолжая преследовать.
— Это тот самый мальчик, за которым мы следим уже несколько лет, — с улыбкой обернулся У Цзяхуа к остальным членам съёмочной группы. — Вы, новички, его ещё не видели, да?
Несколько человек взяли телефоны и с воодушевлением стали снимать юношу за окном.
Наёмный водитель из Вайгу, пожалев мальчика, сбавил скорость, так как тот каждый раз подбегал к автобусу слишком близко, и водитель боялся, что на высокой скорости может его задеть.
— Давайте быстрее! — кто-то в автобусе крикнул водителю.
— Остановите машину, — сказал Хэ Линнань.
Тот человек продолжал давить на водителя:
— Этот парень уже почти нас обогнал! Пусть ещё побегает, я ещё не успел снять!
— Остановите машину! — повторил Хэ Линнань.
Никто не обратил на него внимания.
— Эй, ты снял его лицо?.. — спросил кто-то.
— Трахните ваших матерей! Остановите машину! — он кричал так, что лёгкие, казалось, вот-вот взорвутся.
Улыбка застыла на лице фотографа, который подначивал водителя. Он опустил телефон и пробормотал:
— Ну и зачем так?
Машина остановилась.
Хэ Линнань подошёл к заднему сиденью, распахнул окно и увидел букет цветов, поднятый к стеклу.
Он посмотрел в глаза юноши и на мгновение потерял дар речи, прежде чем наконец спросил:
— Сколько?
Юноша улыбнулся и на чистом, приятном китайском ответил:
— Сколько угодно.
Когда-то Хэ Линнань тоже так отвечал туристам, фотографируя их на пляже Бяньюэчэна: сколько угодно, если понравится, дайте на пару юаней больше.
Ветер снова подул в лицо, и Хэ Линнань натянул шарф на подбородок:
— Я думал, ты не слышал, ведь окно было закрыто.
Хухэ Лу проводил их в столицу, чтобы отвезти съёмочную группу в аэропорт.
У Цзяхуа со второй частью съёмочной группы оставался в Вайгу ещё на некоторое время, чтобы доснять недостающие материалы.
Из первой группы, кроме Хэ Линнаня, были только осветитель и звукорежиссёр, которые почти не разговаривали с Хухэ Лу.
Хотя говорилось, что он провожает съёмочную группу, Хэ Линнань знал, что Хухэ Лу провожает только его.
Он не хотел, чтобы Хухэ Лу оставлял Цицигэ одну дома, и изначально не собирался позволять ему ехать, но, подумав, что, пересекая границу, они, возможно, больше никогда не увидятся, не стал возражать.
До вылета самолёта оставалось ещё много времени, и в аэропорту было чуть теплее, чем на улице, но ненамного.
Он говорил что-то невнятное, и это звучало всё более фальшиво.
— Ах, да, — Хэ Линнань снял с шеи белый шарф. — Возьми свой шарф обратно.
Хухэ Лу положил руку на его ладонь и снова накинул снятый кусок шарфа на шею Хэ Линнаня:
— Вернёшь мне, когда снова приедешь в Вайгу.
— Не знаю, когда это будет... — начал Хэ Линнань.
Он замолчал, и сердце его ёкнуло: он вдруг понял по взгляду «Маньцзы», что тот уже знает. Знает, что съёмочная группа распалась и документальный фильм не состоится.
Конечно, такой проницательный юноша не мог этого не заметить. И, естественно, он знал, что они больше не увидятся.
Многие вещи не нужно было проговаривать, но Хэ Линнань чувствовал, что если сейчас не сказать всё прямо, то он действительно станет обманщиком.
Он не смотрел в глаза «Маньцзы», которые были чище снега, и, отведя взгляд, сказал:
— Не будет следующего раза. Вайгу и Китай не поддерживают дипломатических отношений. Документальный фильм не снимается, и я больше... не приеду. Я больше никогда не вернусь в Вайгу.
На лице Хухэ Лу не было ни тени удивления:
— Ничего страшного. Носи его, когда будет холодно.
Он приехал из Бяньюэчэна, и этот юноша не знал, что это город, где никогда не идёт снег.
Началась проверка безопасности.
Хэ Линнань встал в очередь и медленно продвигался вперёд, но не удержался и обернулся. Юноша всё ещё стоял далеко, спокойно глядя на него.
Он не мог рисковать, ведь у него была Хэ Сяомань, и для неё наконец назначили дату операции.
Он глубоко вздохнул, вышел из очереди, сделал два шага, а затем невольно побежал. Хухэ Лу, увидев это, тоже побежал ему навстречу.
Он бросился вперёд и крепко обнял юношу за плечи, и запах снега от его куртки ударил в нос.
— Я найду твоего отца, — сказал Хэ Линнань. — Жди меня. Я вернусь и заберу тебя и Цицигэ в Китай. Если твой отец не сможет вас содержать, я позабочусь о вас.
http://tl.rulate.ru/book/5531/190925
Готово:
